ЯзыкознаниеИстория языкознанияПроблема языка в средневековом западнохристианском миреВзаимодействие богословия и лингвистики в Средние века в Европе
Широко дискутировавшиеся в античной философии вопросы о правильности одних имен и испорченности других, об особых словах богов, обозначающих реки, растения или птиц не произвольно, а правильно, служили христианским теологам только поводом для насмешек.
Не только в период раннего христианства, но и много веков спустя попытки возвышения одних языков н принижения других признавались противоречащими ортодоксии. Житие создателя славянской азбуки Константина Философа (Кирилла) повествует, что римские миссионеры «воздвигли на него трехъязычную ересь», имея в виду учение некоторых латиноязычных авторов, что богослужение достойно совершать только на греческом, латинском и еврейском языках, т. к., согласно Евангелию, на этих языках была сделана надпись на кресте, где был распят Христос.
Но ведь из евангельских слов можно было сделать и диаметрально противоположный вывод: эти языки осквернены грехом богоубийства, священное Писание и литургический канон должны существовать на каком-то ином, чистом языке, например, сирийском или коптском. Такие «еретические» притязания и были скоро выдвинуты.
Конечно, христианская церковь не могла отречься от этих трех канонических языков; более того, с веками языковое единство литургии стали рассматривать как конфессиональное единство, и все же теоретически все языки продолжали считать равноправными. Так, константинопольский патриарх Фотий писал, что переводы слова божия на любой язык оправданны и равноправны, ибо Писание на всех языках остается самим собой. Известно, что и Фотий, и его злейший враг — папа римский активно поддерживали переводческие труды Константина Философа.
Подчеркнем еще раз, что средневековые учения о языке — элемент сложной системы средневекового миросозерцании. Возникновение христианства повлекло за собой радикальную переоценку всех ценностей античного мира, определило развитие всех областей науки и культуры. Но и оно подверглось большому влиянию греко-римской культуры.
Сведение средневековых учений о языке исключительно к тому или другому одинаково искажает картину. Искажает ее и отсечение тех или иных частей этих учений, которые языковедение XX века признает нерелевантными, желание выдать часть за целое. Конечно, ни блаженный Августин, ни каппадокийцы, ни Иоанн Дамаскин, ни Фома Аквинский не намеревались создать стройную и законченную лингвистическую теорию, не предназначали свои трактаты для лингвистов, были обеспокоены проблемами теологическими, а не лингвистическими, но ведь и иконы писались не для искусствоведов, что не мешает рассматривать их как произведения искусства.
Многие аспекты учений о языке, которые в Средние века признавались наиболее существенными, не являются предметом современного языковедения, но, игнорируя их, конструируя предмет средневековой науки по сегодняшнему образцу, мы не сможем достаточно полно выяснить, как понимали природу и сущность языка авторы II— XIV вв., ибо что для сегодняшней лингвистики нерелевантно, то для средневековья стояло в центре внимания, давало смысл всей работе и определяло угол видения всех без исключения аспектов учения о языке. «Современный метод в истории средневековой философии, — указывает И. Н. Голенищев-Кутузов, — требует восстановления системы (или систем) мышления, ясного изложения, а не догматических утверждений и неуместных эмоций».
Анализ средневековой философии языка немыслим вне теологического контекста, который был многовековой формой ее существования. Средневековая наука была единой во всех своих проявлениях, все ее области определялись господствующим мировоззрением эпохи — христианской доктриной. Известный тезис «Философия — служанка теологии» принято возводить к схоластике, к жившему в XI в. Петру Дамиани, но фактически он появился на много веков раньше. Теология была полновластной госпожой и тривиума, который начинался с грамматики и риторики, и квадривиума, теоцентричность — определяющая черта всякого средневекового знания.
Учения о языке не просто зависели от богословия, они тесно смыкались с ним, подчас являясь его составной частью; оно служило отправным пунктом и конечной целью большинства спекуляций о языке. Поэтому, игнорируя столь существенные аспекты христианской доктрины, как толкование начальных слов Библии «сказал Бог», «сказал им Бог», «назвал Бог», как различие между Логосом и словом, между вербальным и невербальным характером творческого акта, игнорируя средневековое понимание форм диалога человека с богом и бога с человеком или отношение к языковой магии и глоссолалии, мы не сумеем адекватно раскрыть ни онтологические, ни гносеологические представления о языке в Средние века, а любая теория языка (равно как и иная теория), в конечном счете строится именно на этих представлениях.
История каждой науки должна способствовать более полному пониманию сегодняшнего статуса этой науки, ее предмета и задач, а также предвидению основных путей ее дальнейшей эволюции. Но если мы пренебрежем целостной картиной, если будем исходить из новоевропейского понимания задач науки, будем искусственно конструировать предмет средневековой философии языка, вносить туда лишь то, что есть в лингвистике сегодня, и только на этом фокусировать свое внимание, — за изучение средневековья не стоит даже браться: оно ничему не научит и ничего не объяснит, ибо мы утратим основную особенность средневекового видения мира — системность и цельность.
Средневековыми учениями о языке может по справедливости быть названо только целое, а вне теологического контекста средневековой системы быть не может. Результатом поиска системы в оторванных от целого частях будет груда фрагментов, допускающих любую интерпретацию; одни будут названы гениальными (или любопытными) догадками, ибо они совпадают с тем, что и как мы думаем сегодня, другие — досадными заблуждениями, данью своему темному времени, следствием общего упадка науки и культуры. Первые (например, общепринятое в Средние века учение о двусторонней природе языкового знака) могут быть успешно использованы как броский аргумент в полемике, вторые (язык Адама, «языки ангелов», вавилонское столпотворение) вызовут лишь снисходительную улыбку — и только.
Подобная «история науки» ничего нам в прошлом не объяснит и ничему не научит, расскажет только о том, что нам априорно было известно, что сами мы сконструировали. Мы не поймем органическую связь учений о языке с господствующим мировоззрением эпохи, не раскроем движущие силы становления и развития нашей науки, не осознаем, что и в какой мере волновало умы.
А. В. Десницкая, С. Д. Кацнельсон — История лингвистических учений — Л., 1985 г.
 |
 |
Для всех без исключения средневековых учений о происхождении языка опорой служил один...
|
 |
|
Теории происхождения языка развивались ортодоксальными теологами от Тертуллиана, Авгу...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
