Традиционная схема мировой истории, так называемая гуманистическая трихотомия «античность—средневековье—новое время», с самого начала осознавалась как дихотомия: гуманисты считали свой просвещенный век временем возрождения н продолжения классической латыни и всей античной культуры, а мрачное средневековье — антиподом обеим эпохам. Гуманисты, эти «люди нового времени», не просто критиковали средневековую латынь, науку или культуру, они отказывали им в существовании, вычеркивали их из истории.
На протяжении ряда веков отношение к средневековой философии и средневековой науке продолжало оставаться по преимуществу негативным. Средние века рассматривались как эпоха застоя, эпоха глубокого упадка творческой мысли во многих областях культуры и науки, и в частности в сфере изучения явлений языка.
Лишь в последние десятилетия отношение к средневековой культуре существенно изменилось. В наше время крупные достижения средневековой культуры получили достойную оценку. Пристальное внимание проявляют современные исследователи и к тем трудам средневековых мыслителей, в которых рассматриваются проблемы языка. Хотя работа в этой области еще только начинается, сейчас уже очевидно, сколь крупный вклад внесли средневековые ученые в изучение лингвистических явлений.
Исследования последних лет обнаруживают наличие глубоких преемственных связей между лингвистическими воззрениями Средних веков, с одной стороны, и учениями эпохи Ренессанса и Просвещения, с другой. Мы ясно видим теперь, что вся область европейской философии языка, вся лингвистическая традиция от трактата Данте «О народном красноречии» до «Грамматики» и «Логики» Пор-Руаяля, до философии языка Декарта и Лейбница строится в большей мере на критическом осмыслении идей средневековых теологов, чем на изучении античных философов.
Не будучи соотнесены со средневековыми учениями, и Данте. и Ян Амос Коменский, и Декарт, и Лейбниц поневоле выпадают из истории языковедческой мысли, их рассуждения о природе и сущности языка, его происхождении и функционировании приходится трактовать как «необычные для того времени» или «значительно опередившие свое время» гениальные догадки, которые возникают как бы в пустоте, нисколько не определяются предшествующими теориями языка и господствовавшим мировоззрением. Выпадают и учения выдающихся мыслителей Армении и Грузии — Давида Анахта, Иоанна Воротнеци, Григора Татеваци, Ефрема Мцире, Петрице, воспринявших и творчески развивших теории языка средневековой Европы и Византии.
Историю средневековой науки принято начинать с зарождения патристики (вторая половина II в. н. э.) — учения ранних христианских теологов, именуемых «отцами церкви», и заканчивать наступлением Ренессанса. В пределах этих временных границ выделяют два периода. Первый, продолжающийся до VIII в.— времени окончательной систематизации догматики, характеризуется преимущественным и даже исключительным интересом к так называемой «философии языка», второй — возрастающим интересом к формальной логике и спекулятивной грамматике. Разумеется, при этом не следует упускать из виду постепенно расходившиеся пути учений о языке на грекоязычном Востоке и латиноязычном Западе.
Однако, установив хронологические рамки, мы не вправе механически относить всю сферу духовной жизни Европы III—IV вв. полностью и неизменно к средневековью. Сменяющие друг друга мировые эпохи несколько веков сосуществуют бок о бок, историю науки нередко приходится излагать вопреки хронологической последовательности. Так, апологии римского юриста Тертуллиана (ок. 160—после 220) выражают мировоззрение раннего средневековья, а труды неоплатоников от Плотина и Порфирия до Прокла (410—485) и последнего схоларха платоновской Академии Дамаския (ок. 470—после 531) принадлежат еще античному миру, перенапрягавшему свои силы в борьбе с бурно и неуклонно возраставшим монотеизмом. Эта крупнейшая школа античной философии синтезировала достижения именно античной, а не средневековой мысли.
Отдельные лингвистические учения как в области эмпирики, так и метафизики всегда возникают не сами по себе, не изолированно, они формируются в русле какого-то направления, какой-то школы и, шире, какого-то мировоззрения. Как часть этого мировоззрения они и должны изучаться. Поэтому есть все основания отнести к античности грамматические труды Элия Доната и Присциана, равно как и Харисия или Диомеда. Все эти многочисленные компендии и изводы, независимо от того, когда они были созданы и каким авторитетом пользовались в Средние века, принадлежат одной школе — Александрийской. Как труды одной школы, написанные на основе единых исходных принципов, должны войти в историю языкознания все грамматики греческого и латинского языка от Дионисия Фракийца до Присциана.
Раннее средневековье унаследовало от древности грамматическую теорию и восприняло в готовом виде грамматики канонических языков, не внося в них каких-либо существенных изменений, ограничиваясь пространным комментированием, составлением глосс и примечаний. В дальнейшем те же принципы были использованы для написания грамматик так называемых «новых» европейских языков. Античному же, а не средневековому языкознанию принадлежит приписываемая Аврелию Августину «De Grammatica liber», где автор излагает основы нормативной грамматики латинского языка.
Характерно, что именно александрийская грамматическая теория и этимологизирование и духе стоиков, имеющие только косвенное отношение к средневековым учениям о языке, подробнее всего анализируются в соответствующих разделах курсов истории лингвистических учений, а философия языка игнорируется, словно ее вовсе не было.
Принято считать, что грамматики Доната и Присциана не только использовались как практические руководства для обучения латинскому языку, но и служили основой лингвистической теории. А так как это были своды правил, хорошие практические пособия и не более того, они, мол, не могли стимулировать творческие исследования в области общей теории языка. Тем самым языкознание выводится за пределы идеологической борьбы, «эмансипируется» от философии, на его долю остается только нормативная грамматика, создается иллюзия существования одной из наук гуманитарного цикла вне господствующего мировоззрения эпохи.
Тексты курса патрологии греческой и латинской серии свидетельствуют об обратном. Трактаты средневековых мыслителей, где рассматривались фундаментальные проблемы теории языка, стимулировались не Донатом, и не Присцианом, а христианской онтологией и гносеологией, практическими нуждами проповеди христианства, необходимостью создания письменности для перевода на «варварские» языки сакральных текстов, развитием библейской эксегетики и герменевтики, борьбой против враждебных ортодоксии учений. И конечно, теории языка создавались не «вопреки господствующей идеологии» (такой парадокс вообще вряд ли известен в истории языкознания), а в соответствии с нею, как ее неотъемлемая часть, ибо они были прямо или косвенно направлены на решение тех задач, которые эта идеология ставила.
Теории языка всегда были глубоко укоренены в господствующем мировоззрении, будь то Древняя Индия, Древняя Греция, Арабский Восток, Западная Европа или Византия.
А. В. Десницкая, С. Д. Кацнельсон — История лингвистических учений — Л., 1985 г.
Европа Средних веков не знала характерной для Нового времени дифференциации наук. Вря...
|
Предметом рационалистических спекуляций средневековых мыслителей были не языки различ...
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
Пожалуйста, если Вы нашли ошибку или опечатку на сайте, сообщите нам, и мы ее исправим. Давайте вместе сделаем сайт лучше и качественнее!
|