ЯзыкознаниеИстория языкознанияПроблема языка в средневековом восточнохристианском миреЯзыкознание византийцев: состояние вопроса и доступ к источникам
Около тысячи лет грекоязычная культура существовала в рамках Византийской империи — с IV—VI вв. н. э., когда Византия складывалась, до падения Константинополя и исхода ученых греков на Запад в XV—XVI вв. Как известно, словесность и филология играли в центре восточно-христианского культурного круга представительную роль. Ожидалось бы, что и византийские занятия вопросами языка должны иметь, кроме сугубо исторического, еще и лингвистический интерес. Между тем иногда начинает казаться, что у историков языкознания выражение «средневековая грамматика» начинает означать просто «латинская».
Касаясь византийского языкознания, историки лингвистической мысли (так, Я. Пинборг и Берсиль-Холл) указывают на (а) необработанность обширного материала, подлежащего оценке, а также (б) его лишь исторический интерес, поскольку — если выражаться без обиняков — византийский подход к языковым проблемам представляет собой лишь неуклонную деградацию унаследованного от античности запаса языковой теории. Были, впрочем, исследователи, которые ожидали от истории византийского языкознания чего-то большего, имеющего и актуальный интерес (Л. Ельмслев, Р. Якобсон, Р. Робинз). Обе позиции заслуживают рассмотрения и уточнений.
Византийский материал действительно чрезвычайно обширен, и это естественно в ситуации, когда лингвистика как самодовлеющая, получившая особое название, словом, прошедшая институционализацию наука в Византии, как и в древности, не существовала. Ведь именно поэтому желающие получить представление о том, что ближе всего соответствует языкознанию новейшего времени, должны иметь дело с византийской филологией в целом или даже с некоторыми смежными ей областями. В результате масса источников, подлежащих исследованию под лингвистическим углом зрения, очень велика.
Означает ли это, что византийские источники вовсе недоступны историку языкознания? Тому, кто знакомится с относящимися к этой сфере работами, помещенными в ведущих византиноведческих журналах и отраженными в библиографическом отделе Byzantinische Zeitschrift, открывается картина весьма энергичной работы, ведущейся из десятилетия в десятилетие во многих странах. Кроме исследований отдельных ученых, можно назвать и научные учреждения, целью которых являлось или является изучение различных сторон занимающей нас области.
Еще в 1878—1910 гг. было отчасти осуществлено задуманное очень широко и готовившееся с чрезвычайной основательностью издание Корпуса греческих грамматиков (Grammatici Graeci). Ожидалось 8 частей в 15 томах; изданы были 4 части в 11 томах – план издания перестраивался в процессе работы. Издатели Л. Хильгард, П. Эгенольф были гейдельбергскими учениками Г. Улига, давшего основательное издание «Грамматики» Дионисия Фракийского. В частях 5—8, которые не вышли в Корпусе, но готовились (осталось немало подготовительных публикаций), многое приходилось на византийские грамматические сочинения и словари: для 5-й части П. Эгенольф готовил орфоэпические и орфографические сочинения византийского времени; 6-я часть предназначалась для диалектографов и аттицистов; 7-я — для специальных лексиконов; 8-я — для сочинений по синтаксису, особенно византийского времени.
Во второй половине XIX в. процветала и основанная А. Лобеком, учеником Г. Германна, кенигсбергская школа, изучавшая античную, а следовательно, в связи с судьбами традиции, и византийскую филологию. Учеником Лобека был К. Лерс, труды которого продолжали А. Лентц и А. Людвих, унаследовавшие вместе с интересом к античной филологии неприятие новых веяний. Этот консерватизм шел от Германна, враждебно встретившего «реальную» филологию А. Бека; Лобек стел нужным враждебно отнестись к молодой индоевропеистике.
Даже выборочные сведения о научных учреждениях и школах, занимающихся изучением национальных греческих грамматиков («грамматик» в греческом смысле слова было почти то же, что теперь «филолог»), показывают, что жалобы на запущенность этой области занятий не следует понимать слишком буквально. Если же учтем издания anecdota, критические издания корпусов схолиев к античным авторам (например, голландское издание схолиев к Аристофану), где выделение византийского слоя бывает побочным результатом работы по выявлению слоя античного; монографические исследования о деятелях византийской культуры и многое другое, чем сообща, хоть и с разными целями, занимаются византинистика и классическая филология, то становится ясно, что особенность интересующей нас исследовательской ситуации состоит не в скудости научных данных, а скорее в необходимости пробиваться сквозь толщу первичной и вторичной литературы.
Трудности этой работы отпугивали тем более, что читатель «Истории византийской литературы» К. Крумбахера и византинологических журналов на каждом шагу узнавал об опасностях, связанных с некоординированными изданиями бесчисленных грамматических эксцерптов, когда одно и то же сочинение являлось под разными названиями, а под одним названием можно найти текст, находящийся на разных стадиях эксцерпирования и т. п. Ненадежность датировок и авторства вносила дополнительную путаницу в этy область. Неудивительно, что еще не так давно Э. Швицер констатировал: «Подробной истории греческой национальной грамматики и ее влияния на литературу и жизнь не существует».
И все-таки утверждения историков языкознания о необследованности византийского грамматического материала стоит уточнить. Ведь если в последние десятилетия правильнее было бы говорить о труднообозримости источников и посвященной им литературы, то теперь, после того как появился 2-й том обобщающего труда Г. Хунгера по истории византийской литературы, научный материал приведен в систему, достойную успехов византинистики в XX в.
Значение труда Г. Хунгера для создания истории греческого языкознания в византийский период состоит не в готовых решениях: давая оценки переменам в византийских лингвистических представлениях там, где удается обнаружить таковые, Хунгер ссылается па работы специалистов в более тесном смысле слова. Важнее то, что автор, включая в рассмотрение и неизданные материалы, первоклассным знатоком которых он является, предлагает тонко нюансированное воззрение на византийскую филологию в целом. Рецензируя «нового Крумбахера», П. Шрейнер особо отмечает ценность раздела, посвященного истории византийской филологии, которая не получила освещения даже в трудах Р. Пфейффера по истории классической филологии от античности до новейшего времени. Теперь и сторонние исследователи могут чувствовать себя увереннее на зыбкой византийской почве. Для нашего обзора труд Г. Хунгера часто является источником и всегда — ориентиром.
Что касается общей оценки византийских грамматиков, то в лучшие дни филологии на них было принято смотреть с точки зрения интересов филологии классической, для которой византийцы интересны лишь косвенно, ради нахождения указаний на древних. Поскольку в основе этого взгляда лежит признание большей аутентичности и значимости древних свидетельств применительно к той эпохе, которой занимаются филологи-классики, такой подход невозможно оспорить. Другое дело, что от византийцев, кроме новых цитат из древнях авторов, вообще не ждали ничего поучительного.
В наши дни предпочитают судить культуры менее элитарно и сурово, однако само по себе исторически сочувственное отношение к Византии мало что меняет, когда речь идет о том, проявляется ли в византийских занятиях вопросами языка человечески общезначимое творческое начало или необходимо признать, что византийская мысль не только вторична в отношении древнегреческой традиции, но и второразрядна в сравнении как с ней, так и средневековым Западом, не говоря уж о современности?
А. В. Десницкая, С. Д. Кацнельсон — История лингвистических учений — Л., 1985 г.
 |
 |
Иногда строгим критикам возражают, отказываясь от единого мерила в оценке культурных ...
|
 |
|
В своем монументальном труде об истории произношения греческого языка в новое время Э...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
