В начале XX века сам жанр автобиографии в параметрах, намеченных Августином и получивших кульминационное воплощение у Ж. Ж. Руссо, начинает демонстрировать свою неискренность. Судьба автобиографического жанра изменяется.
Модернистский опыт М. Пруста показывает, что автор поставлен перед фактом необходимости выбора, что предпочесть: вдохновенное изложение жизни или регистрацию некоего образа реальности в пространстве слов. Иными словами, Пруст не рассказывает историю своей жизни, а задается целью найти способы и механизмы вскрытия прошлого. В противном случае время может оказаться «утраченным». Ведущим инструментом проникновения в некогда случившееся становится повествовательная техника «автоматического письма». Именно она, по Прусту, позволяет вскрыть и упорядочить образы ушедшего.
Теория «автоматического письма» ставит под сомнение вероятность воспроизведения эмпирической содержательности исходной реальности. Жизненный факт, каким бы он ни был, вступает в конкуренцию с самодостаточностью письма. В результате возникает напряжение между словом, осознающим мир, и событием, изначально не имеющим искусственной формы увековечения и оттого нуждающимся в слове. Что является источником «обретаемого» времени — факт или слово — прустовский вопрос, однозначно решаемый писателем в пользу слова.
После художественных экспериментов М. Пруста в литературе создается особая философско-эстетическая конфигурация, при которой качественной метаморфозе подвергаются сами параметры испытанной веками повествовательной структуры. Мысль об осуществимости путешествия в прошлое — авто (я) био (жизнь) графия (пишу) — вытесняется автографией, настойчиво доказывающей приоритет письма над жизненным фактом.
В результате идея самодостаточности слова и рожденные ею типы организации романного повествования начинают торжествовать над любой жизненной реальностью. Поэтому оказывается принципиально невозможным осмысление реального опыта и его завершение. М. Пруст экспериментирует с повествовательным временем. Писатель, детально исследуя механизмы припоминания, расщепляет биографию героя на серию субъективных образов, исключая из повествования объективное течение истории. Следуя задаче реставрировать утраченное, писатель игнорирует одни впечатления, поэтически осмысливает иные. Конфликт героя с объективным временем ведет к тому, что оно начинает дробиться на множество самоценных абсолютизированных моментов, каждый из которых разрушает физическую реальность предшествующего, отмечая его гипертрофированной субъективностью.
В литературе XX века время повествовательное и время реальное, как правило, не совпадают. Дж. Джойс в романе «Улисс» сополагает различные временные пласты. Жители Дублина соотносятся с гомеровскими персонажами, психологический мир героя сопряжен с древними эпохами. Вечное, воплощенное в сюжетах, жанрах, слове, просвечивает в современном. Подобный тип повествования иллюстрирует мысль о нескончаемости бытия культуры, воплощенной в душе и сознании человека.
В. Вульф отказывается от классической интерпретации времени, сводит его к исследованию интуиции. Разные эпизоды в потоке сознания утрачивают свою детерминированность, прошлое и настоящее демонстрируют свое единство. Дос Пассос разрабатывает теорию механической памяти. Время в произведениях У. Фолкнера не движется. В романах американского писателя отсутствует линейный порядок событий и соотнесенность эпизодов. Герои существуют во времени своих воспоминаний. И оттого привычные для классических повествований причинно-следственные отношения оказываются мистифицированными.
Понятие будущего в литературе XX века неотделимо от представления об обратимости времени и пространства. В основу подобного взгляда положена идея Ф. Ницше о «вечном возвращении», которая намечает связь времени с переходом возможности в действительность и наоборот. Причем повторяемость эта не случайна, а закономерна, так как отражает существо системных процессов.
Г. Г. Маркес в романе «Сто лет одиночества» разворачивает повествование в пространстве реальности и историческом времени, которые оказываются, подчинены законам уже сотворенного. Все, что происходит и будет происходить с героями, уже не только случилось, но даже описано в книге, прочитать которую — значит прийти к финальному сюжету бытия. Классическое сравнение книги с жизнью приобретает в поэтической системе Маркеса совсем не метафорический смысл.
М. Булгаков в «Мастере и Маргарите» доказывает связь прошлого с настоящим и будущим. «Рукописи не горят» — выразительная иллюстрация известных романтических концепций, полемика с которыми будет представлена в романе У. Эко «Имя розы».
Писатели-постмодернисты, отказываясь от самодостаточного протоколирования истории, от задачи наделить ее исключительным этическим содержанием, ключом к интерпретации случившегося делают мысль о невозможности адекватно понять растворенные во времени значения вещей и понятий. У. Эко утверждает, что от ушедших в прошлое вещей остаются только имена, которые, в силу своей историко-культурной перенасыщенности смыслами, дезориентируют современного читателя, обрекают на неуспех любую попытку предложить безальтернативную интерпретацию случившегося.
Категория будущего в художественных опытах XX века реализуется в различных аспектах. С одной стороны, художник, имея представление о том, что случится, не торопится поделиться своим знанием о перспективах героев, а разворачивает сюжет последовательно, от завязки до эпилога. С другой — жанр детектива позволяет с самого начала узнать, что случилось, и само произведение превращается в реконструкцию уже осуществленного, финал которого известен читателю.
Будущее часто используется как художественный прием раскрытия тех или иных явлений действительности. В фантастике, особенно в жанре антиутопии, настоящее проецируется на будущее, путешествие во времени усиливает абсурд явлений, которые еще только рождаются в современности. Будущее, таким образом, объясняет день сегодняшний, расширяет его восприятие и понимание.
Многие художественные эксперименты XX столетия настойчивы в стремлении передать нерасчлененность переживаемых человеком временно-пространственных планов. В итоге каждый временной срез произведений объединяет уже осуществившееся прошлое, непосредственно переживаемое настоящее и еще не- актуализированное будущее.
Категории художественного пространства и времени зависят от эволюционирующего художественного сознания, специфических установок творческого метода, психологических и идеологических позиций художника и конкретных задач, которые авторы ставят в своих произведениях.
Введение в литературоведение (Н.Л. Вершинина, Е.В. Волкова, А.А. Илюшин и др.) / Под ред. Л.М. Крупчанова. — М, 2005 г.
Слово «автор» (от лат. аuсtог — субъект действия, основатель, устро...
|
Автор дает о себе знать прежде всего как носитель того или иного представления о реальности. И это определяет принципиал...
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
Пожалуйста, если Вы нашли ошибку или опечатку на сайте, сообщите нам, и мы ее исправим. Давайте вместе сделаем сайт лучше и качественнее!
|