Значительный вклад в теорию народности внес представитель революционно-демократической критики, последователь Белинского Н. А. Добролюбов (1836—1861). Его статьи «Рассказы из народного русского быта», «Черты для характеристики русского простонародья» и особенно «О степени участия народности в развитии русской литературы» (1858) заложили основы социально-политической концепции народности литературы.
В его статье «О степени участия народности в развитии русской литературы» в острой форме критикуется характер и уровень народности всей предшествовавшей русской литературы.
С беспощадностью Добролюбов отвергает сам факт существования народности в русской литературе XVIII — первой половины XIX века, включая творчество Пушкина, так как эта литература не отражала насущных «стремлений» русского народа. При этом Добролюбов почти не касался вопроса о философско-исторических предпосылках теории народности. В XVIII и начале XIX века он ценит издательско-просветительскую и археографическую деятельность
Новикова, митрополита Евгения, позднее — собирательскую деятельность Сахарова. Тем не менее в плеяде революционных демократов именно Добролюбов профессионально-тематически чаще всего соприкасался с вопросами, близко интересовавшими ученых «народоведческой» школы: он писал работы и рецензии по вопросам народного творчества, древней русской литературы и особенно русской литературы XVIII века.
Придерживаясь социально-«исторической» точки зрения на развитие русской литературы, Добролюбов не признавал никаких достоинств в трудах Шевырева, в том числе и в его «Истории литературы...». Как и Белинский, Добролюбов не прощает Шевыреву его «вражды к германской философии», считает его человеком мало эрудированным. В своей рецензии на 3-ю часть лекций Шевырева по «Истории русской словесности...», вышедшей в 1858 году, Добролюбов указывает на «неизлечимо-мистический» «характер общих понятий» Шевырева.
Близок Добролюбов к точке зрения раннего Белинского и в вопросе о древней русской литературе, существование которой он отрицает. Вместе с тем Добролюбов высоко оценивает работы других представителей «народоведческого» направления: С. М. Соловьева, К. Д. Кавелина, Н. В. Калачова, Буслаева, И. Е. Забелина, Пыпина, — которые указали, по его словам, «правильную историческую» точку зрения на русскую литературу. Добролюбов одобряет труды ученых «библиографов» Афанасьева, А. Д. Галахова, Н. В. Гербеля, Тихонравова и других.
На фоне деятельности этих ученых труды Шевырева, по словам Добролюбова, обнаруживали «мистически-московский патриотизм», были наполнены «высокомерными возгласами о величии русского смирения, терпения и пр.».
Для Добролюбова, как для Белинского и Чернышевского, консервативно-религиозная ориентация трудов Шевырева перечеркивала их практическое научное значение. В том же духе оценивает Добролюбов и деятельность Н. И. Греча.
Серьезной критике подвергает Добролюбов и методологические принципы современных ему исследователей народного творчества. Одобряя издание А. Афанасьевым русских сказок, песен и собирательскую деятельность вообще, он критикует представителей отвлеченной науки за отрыв от действительной жизни народа и его истории, субъективизм в исторической науке.
Для этих ученых не представляет ценности народное творчество само по себе, а необходимы чисто теоретические исследования, которые он называет «гастрономическими». Но и простого «нанизывания» фактов литературы для Добролюбова недостаточно: он высмеивает крайнюю приверженность к фактам в науке, для него важны выводы.
Добролюбов отвергает как «бесполезное» крайнее направление «отвлеченного философствования», при котором «можно набросать громких фраз», не имея «убеждений», так и крайности «библиографического» направления, являющегося «простым упражнением памяти», он утверждает принцип единства аналитического и синтетического принципов научного исследования. Всякое издание материалов народного творчества важно для Добролюбова только тогда, когда в нем даются выводы о реальных чувствах, мыслях и действительном положении народа.
Он считает плодотворным вывод Белинского о вызванной социальными условиями «пассивности» в характере русского народа. Для Добролюбова важны только те произведения искусства и науки, которые помогали бы избавиться от его пассивности. Он верит в народ, который пока развивается «неестественным путем».
Из этого принципа народности Добролюбова вытекают его отрицательные приговоры явлениям предшествовавшей литературы, в которой, по его словам, «почти никогда нет партии народа». Именно поэтому Добролюбов не жалует званием «народного» ни одного из предшествовавших ему деятелей русской литературы.
В связи с этим общим принципом оценки находятся и отрицательные выводы Добролюбова о характере сатирического направления в русской литературе, особенно в литературе XVIII века. Он полагает, что сатира должна касаться основных общественных проблем, таких, как «крепостные отношения», и «преследовать» подобные явления в их «корне, в принципе», чего он не мог сказать о русской сатире XVIII века и о сатире последующих периодов ее развития.
Крупнейший ученый, заложивший основы академически-просветительской концепции народности в русской литературе, — академик А. Н. Пыпин (1833—1904). В своих работах — «История русской литературы», «История русской этнографии» и других — он анализирует творчество русских литераторов с точки зрения вклада, вносимого ими в разработанную Пыпиным и его соратниками программу, известную под именем «народоведение».
Программой предусматривалось: изучение забытых памятников древнерусской литературы, памятников народного творчества, изучение славянских литератур, сочувственное изображение положения народа. Пыпин и его соратник Н. С. Ти- хонравов опирались при этом на работы Гердера, Я. Гримма, Тэна.
В отличие от Гегеля и Белинского их не очень интересовал уровень эстетического мастерства писателя: основным критерием оценки выступал уровень народности и историзма. Это были профессионалы науки о народе. Впервые в истории отечественного литературоведения возникает целое направление, посвященное одной идее — идее служения литературы народу.
Эта «народоведческая» наука была по-своему уникальной. Пыпин буквально мобилизовал все смежные с литературой науки (историю, этнографию, археологию, языкознание) на раскрытие проблемы народности, пропагандируя при этом идею улучшения жизни простых людей.
Практически это выразилось в стремлении поднять уровень народного «самосознания» посредством просветительства. Наибольшими возможностями в этом плане, по мнению Пыпина, располагала художественная литература, которую он ставил в центр своего внимания.
Проблема народности литературы раскрывается Пыпиным на широком историческом фоне. В его методе исследования принимается в расчет огромное количество внешних по отношению к литературе факторов, влиявших так или иначе на жизнь народа. Пыпин подчиняет юридические, этнографические, бытовые, археологические источники единой цели — уяснению всех обстоятельств народной жизни.
Принцип народности обеспечивает цельность его метода, связывает воедино самые различные факты истории национальной культуры и литературы. Пыпин с постоянством и настойчивостью наблюдал преломление принципа народности литературы не только в исторических, но и в социальных условиях, всякий раз связывая литературные явления с конкретными обстоятельствами, их породившими.
Предпринятый Пыпиным с позиций народности социально- исторический анализ творчества русских писателей положил начало новому, многоаспектному методу рассмотрения литературных явлений в рамках развивающихся различных направлений европейской и русской общественно-научной мысли. До настоящего времени сохраняет свое значение анализ Пыпиным творчества Новикова, А. С. Грибоедова, Пушкина, Белинского, Н. Некрасова, Салтыкова-Щедрина; представляет интерес оценка им романтизма, славянофильства, масонства, народничества.
Просветительский демократизм Пыпина и других представителей культурно-исторической школы был обусловлен их академической методологией. Целенаправленная, многолетняя деятельность ученых культурно-исторической школы была прогрессивной для своего времени. Яркие работы представителей культурно-исторической школы контрастировали с радикальными идеями революционных демократов.
Культурно-демократическая, народоведческая социально-историческая и литературная концепция Пыпина оставалась в рамках мировоззрения передовой русской интеллигенции, сохраняя свою специфику. Патриотический и научный подвиг ученых народоведческой школы заключается также и в том, что благодаря их трудам открыты, исследованы, включены в научный обиход многочисленные, дотоле неизвестные памятники русской национальной культуры.
Работы ученых этого направления усиливали не только теоретическую, но и фактическую, количественную сторону науки: описание и издание памятников старины, в том числе — житий, апокрифов, повестей и сказаний, мифов, поэзии, иконографии, «животного» эпоса и т. д.
В этой непосредственно фактической направленности была дополнительная, сильная сторона работ ученых народоведческой школы. Подобное миросозерцание не могло не сказаться и на решении вопроса о целях литературы. Ученые этой школы были противниками теории «чистого» искусства. Они считали, что литература просветительскими средствами должна решать практические вопросы народной жизни — содействовать отмене крепостного права.
Однако Пыпин не принимает главного в учении революционных демократов о народности — классового принципа. Указывая, что народная поэзия в Древней Руси была «предметом гонений и проклятий», Пыпин не соглашается с Добролюбовым в объяснении причин этих гонений, объявляя классовый подход к этому вопросу со стороны Добролюбова «огульным».
Соглашаясь с Добролюбовым в том, что искусство «слагается» по жизни, а не наоборот, то есть разделяя материалистический взгляд революционных демократов на природу искусства, Пыпин считает литературные приговоры Добролюбова, как последователя Белинского и Чернышевского, слишком «суровыми». Он «защищает» от Добролюбова сатиру XVIII века, народность творчества Фонвизина, Грибоедова, Пушкина, Гоголя.
В основу анализа творчества писателя Пыпин также положил принцип народности, ее характер и уровень. В соответствии с методологией анализа, разработанной Пыпиным, он определяет прежде всего время «истинно-научной постановки вопроса народности» и указывает, что это происходит в последние десятилетия века, а вплоть до середины XIX века научное изучение проблемы народности в России было, по мнению Пыпина, «слабым» по важнейшим факторам.
1. «По основной точке зрения», то есть по социальному содержанию проблемы народности; запутанность терминов доходила до того, замечает Пыпин, что в формуле официальной народности 30-х годов под словом «народность» подразумевались официальные правительственные установки, концепция, якобы объединявшая русское общество на принципах «самодержавия», «православия» и «народности».
2. «По свойству побуждения»; по утверждению Пыпина, побуждения, по которым возникали сочувствие, антипатия, недовольство, были двоякого рода: а) «литературные» (так, классикам казалась нарушением всех правил сама форма пушкинской поэзии и ее «легкое» содержание, а «новое» поколение, напротив, восторгалось этой формой); б) «общественно-тенденциозные» (так, власти не могли забыть «либеральной» юности Пушкина, когда он был «союзником прогрессивного направления», а для Бенкендорфа Пушкин был не поэт, а либерал и «глава оппозиции»).
Очевидно, что слабость научного изучения «по основной точке зрения» и «по свойству побуждения» не что иное, как слабость (бессистемность) мировоззрения исследователя.
Белинский, по мнению Пыпина, высоко и верно оценил поэзию Пушкина, хотя и усомнился в ее народности по причине малой образованности народа. У Пушкина, говорит Пыпин, это было «настроение» народности, «тон» ее. Народность «как принцип», «правдиво-реальное» отношение к народности, сознательное применение ее как «литературного орудия» получило развитие в русской литературе уже после Пушкина, у его «преемников».
Если у Пушкина и Лермонтова народность — «народно-исторический инстинкт», то у Гоголя — реализм. Главный представитель следующего периода развития принципа народности литературы — Тургенев, который изображал непосредственно крепостной быт и показывал развращающее влияние крепостного права. Степень народности писателя определялась Пыпиным близостью к «крестьянской» тематике и отношением к вопросу об освобождении крестьян.
Различие между тремя писателями — в степени глубины и сознательности воплощения принципа народности. У Пушкина народность — «инстинкт», у Гоголя — «могущественный реализм», у «преемников» Гоголя (Тургенева, Григоровича, Писемского) — «любящее изображение светлых сторон народного характера» и «протест против народного угнетения».
Подобно Добролюбову, Пыпин старается определить «степень участия народности» в развитии русской литературы, принимая в качестве критерия для сравнения глубину осознанности принципа народности писателями.
Пыпин не связывает задачи литературы с революционным действием во имя интересов народа. Он полагал, что «освобождение крестьян» произойдет в результате «внутренних исправлений русской жизни», то есть посредством реформ. Именно поэтому, оценивая степень народности литературы, он останавливается на Тургеневе, тогда как для Добролюбова наивысший уровень народности — в сатире Щедрина.
К началу царствования Николая I, к 1830-м годам, идея народности получила широкое распространение в России. Она вышла далеко за рамки литературы и наряду с понятиями «самодержавие» и «православие» стала символом официальной правительственной идеологии.
Триединство — «православие», «самодержавие», «народность», — выдвинутое министром просвещения С. С. Уваровым, знаменовало собой нерасторжимость союза монархии и народа и, следовательно, незыблемость самодержавного государственного строя.
Меценатство, укоренившееся при царском дворе в XVIII столетии, во многом определявшее деятельность Ломоносова, Сумарокова, Тредиаковского, Державина, приобрело в XIX веке формы систематического регулирования и контроля. Помимо самого императора и членов царской семьи, постоянные контакты с крупными писателями осуществлялись со стороны руководителей министерств просвещения и внутренних дел — С. Уварова, А. X. Бенкендорфа, Л. В. Дубельта.
Под пристальным вниманием правительственных структур, столичных губернаторов находились Карамзин, Жуковский, Пушкин, Гоголь. Концепции официальной народности, помимо правительственных изданий, придерживались такие журналы, как «Сын Отечества» Ф. В. Булгарина, «Библиотека для чтения» О. И. Сенковского и некоторые другие.
В творчестве таких писателей, как Булгарин (роман «Иван Выжигин»), Н. В. Кукольник (либретто к опере «Жизнь за царя»), идея официальной народности проводилась сознательно, у таких писателей, как А. А. Орлов, являлась результатом недостатка художественного мастерства.
Идея народности здесь выступала в назидательно-дидактической форме: исправлялись такие пороки, как пьянство, невежество героев из простого народа. Такая «народность» была неприемлема для больших художников и также сознательно отвергалась, начиная еще с Н. М. Карамзина.
Лишь внешним признаком народности для этих писателей являлась чисто национальная тематика, обязательное изображение людей из народа. Такую «народность» В. Г. Белинский называл «простонародностью». Для него признаком народности являлся «сгиб ума», угол зрения, взгляд писателя: так, Пушкин оставался народным, изображал ли он Испанию, Польшу, Францию или Россию.
Введение в литературоведение (Н.Л. Вершинина, Е.В. Волкова, А.А. Илюшин и др.) / Под ред. Л.М. Крупчанова. — М, 2005 г.
Идея народности в славянофильстве
Особым литературно-философским явлением выступает русское славянофильство, в котором ...
|
Проблема народности в России в конце XIX и в XX столетии
Идеи народности литературы ...
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
Пожалуйста, если Вы нашли ошибку или опечатку на сайте, сообщите нам, и мы ее исправим. Давайте вместе сделаем сайт лучше и качественнее!
|