ЛитератураТеория литературыФункционирование литературыЧитатель, текст и «внутренний мир» литературного произведения
Разграничение двух аспектов литературного произведения — текста и мира героя — имеет для поэтики фундаментальное значение. Взглянув теперь на это разграничение в связи с проблемой читателя, мы легко убедимся в том, что отношение воспринимающего субъекта к произведению в этих двух случаях принципиально различно.
Текст — предмет наблюдений, заинтересованного, но спокойного, объективного восприятия. Важно понять его состав: количество частей и авторские способы их выделения, типы или разряды слов, особенности метрики и ритмики и т.п. Многое могут дать наблюдения над повторами — звуковыми, лексическими, синтаксическими — и в поэзии, и в прозе.
Во всех перечисленных случаях можно установить достаточно точно (часто — с помощью подсчетов) определенные факты, причем наблюдения и выводы безусловно повторимы и допускают проверку. Но пока читатель этим занимается, он не может направлять основное свое внимание на персонажей, видеть в них живых людей, находящихся в определенных условиях места и времени, совершающих поступки и т.д. Иметь главным своим предметом текст означает находиться на предельно внешней точке зрения по отношению к миру героев.
Напротив, для восприятия произведения как другой действительности (по отношению к нашей реальности) — той, где нас, читателей, нет, а герои живут и действуют, — требуется в пределе совмещение точки зрения читателя с точкой зрения одного из персонажей, т. е. чтобы читатель так же, как персонажи, считал реальным миром все, что окружает героя, забывая о существовании автора и текста.
Однако, как известно, культурный читатель должен уметь сочетать обе точки зрения — внутреннюю и внешнюю; способность приобщаться к миру героев, сопереживать им, думать над этическим значением их поступков — со способностью, воспринимая произведение, видеть, «как это сделано» (как устроен текст), и размышлять над «приемами» автора. Следовательно, между двумя возможными для читателя позициями по отношению к тексту и к миру героев должно быть какое-то соединительное или промежуточное звено. Таковым мы можем считать систему ценностей, представленную строением изображенного мира и соотношением персонажей.
Например, в уже рассмотренном нами стихотворении Фета «Прости! во мгле воспоминанья...» противопоставление двух сфер жизни — той, где герой находился в прошлом, и той, где он находится сейчас, — имеет ценностный характер и связано с оценкой: «дом» с его теплом, светом и ясностью замыкает героя в «волшебном круге», а «мир» с его открытым простором в то же время холоден, бесприютен, запутан и лишен света.
Заметим, что говоря об этом, мы как раз совместили «человеческий» аспект противопоставления (что оно значит для героя) и аспект «устройства» изображенного мира (о чем оно, это устройство, говорит автору и читателю). В этом случае мы тоже виделц мир героя, но воспринимали его не как сферу обитания героя — реального человека, а как эстетический объект.
Теперь мы можем напомнить, что именно произведение как эстетический объект представляет собою единое событие общения автора, героя и читателя. Художественное целое или эстетическое единство произведения — результат, как формулировал М. М. Бахтин, «тотальной реакции автора на целое героя».
Читатель также реагирует на героя (а герой — на свой мир) и в то же время — на эту авторскую реакцию. Таково в общем виде содержание упомянутого «события общения». Из всего уже сказанного очевидно, что это единое эстетическое событие по самой своей природе глубоко противоречиво и двойственно.
В теории литературного произведения, которая лежит в основе нашего рассмотрения его структуры в этой части учебника, разграничиваются два аспекта «событийной полноты» художественного произведения. Организующие центры каждого из них — события.
Предмет изображения, а также осмысления и (со)переживания — событие, о котором рассказывается в произведении. Но и само рассказывание также является событием. Первое событие связано со структурой изображенного в произведении мира, мира героев (пространством и временем, развертыванием сюжета и т.д.). Второе событие создается в контакте рассказывающего и повествующего субъекта с адресатом — читателем.
Отсюда связь понятия «читатель», с одной стороны, с «миром героев». В роли частных понятий, которые нам необходимо рассмотреть и подвергнуть анализу, в этом случае выступают: художественное время и пространство; событие, ситуация и коллизия, а также мотив как единицы сюжета и сюжет как целое; комплекс мотивов и типы сюжетных схем в качестве моделей, лежащих в основе построения сюжета.
С другой стороны, понятие «читатель» связано с группой понятий, характеризующих субъектов изображения и рассказывания. В этом направлении мы рассмотрим следующие понятия: субъекты рассказывания — повествователь, рассказчик, образ автора; точка зрения, композиция, композиционные формы речи, повествование.
Исходя из этого разграничения, в первом случае мы будем говорить о понятиях сюжетологии, а во втором — о понятиях нарратологии. Но прежде чем перейти к их рассмотрению в изложенном порядке, обратим специальное внимание на центральное (и связующее) понятие «читатель».
Определяя это понятие, необходимо учесть, что термин имеет два полярных значения: исторически-реальный конкретный читатель или читатели (публика), для которых произведение — объективно существующий предмет наблюдений и осмысления, и образ читателя, т.е. определенный персонаж, созданный автором и существующий внутри произведения.
Некоторые определения фиксируют только первый полюс; в других есть оба. Однако более важно для поэтики третье значение, связывающее эти полюса. Читатель также субъект сотворческой деятельности, «запрограммированной» автором. Этот аспект фиксируется специальным термином современной нарратологии «имплицитный читатель» (в отличие от читателя «эксплицитного», т.е. от образа читателя внутри произведения).
В рамках этого третьего («среднего») пути возможны разные трактовки. Сотворческую деятельность читателя учитывали в своих концепциях литературного произведения Ю. М. Лотман и Б. О. Корман: для них характерно понятие идеальный читатель. Но читатель — не «звукосниматель» при проигрывании пластинки.
«Активное восприятие», которое обычно при этом формально имеется в виду, не равно адекватному воспроизведению готового. И не только: не равно даже и сотворчеству, когда последнее понимают как «достраивание» намеренно «недосозданного» автором эстетического объекта (при законченности текста): такое сотворчество — всего лишь работа воображения читателя, позволяющая заполнить специально созданные автором (с помощью умолчаний или неопределенности) лакуны в изображении предмета.
Примером может служить изображение внешности персонажей, иногда достаточно подробное, иногда контурное, а иногда и вовсе опущенное автором. В романе Пушкина есть подчеркнуто шаблонный (т.е. отнюдь не подробный) портрет Ольги. Но ее облик все-таки изображен, в отличие от внешности Татьяны, о которой известно лишь, что она была не такова, как у сестры, и в то же время не помешала ей выдержать сравнение с «блестящей Ниной Воронскою».
Иллюстраторы же рисуют исключительно портрет Татьяны, для создания которого почти нет данных, а не портрет Ольги, который, казалось бы, вполне мог быть дополнен.
Более сложное, но и более адекватное объяснение читательской активности содержится в работе Р. Ингардена «Схематичность структуры литературного произведения»: функция созерцателя — не воспроизведение, пусть даже и с достраиванием эстетического объекта, а конструирование; но конструирование по заданной, а не произвольной схеме и логике.
Близкое понимание проблемы находим у М. М. Бахтина, выдвигавшего в противовес концепции «идеального» читателя идею принципиально и существенно «восполняющего» восприятия художественного произведения (эта идея впервые была выдвинута Ницше в трактате «Рождение трагедии из духа музыки»). С точки зрения русского философа, воссоздание эстетического объекта (мира героя как носителя системы ценностей) — «ответ», а не повтор.
Конечно, не всякий ответ — эстетическое «завершение», т.е. установление границы между миром героя как художественной действительностью и внеэстетической реальностью, в которой находится читатель. Узнать и «онять себя в герое (при сознании чуждости) — это еще психологическое, а не эстетическое отношение. Последнее представляет собою ответ читателя — вместе с автором — на смысл жизни героя, т.е. из другого плана бытия, где нет ни героя, ни его цели.
Теория литературы / Под ред. Н.Д. Тамарченко — М., 2004 г.
 |
 |
Пародия (с гр. parodia — букв, перепев) — комическое подражание. Обычно строится на нарочитом несоот...
|
 |
|
Воздействие пародии на читателя бывает самое различное. Часто читатель не воспринимает текст, где пародия на стиль или о...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
