ЛитератураЛитература РоссииКарамзин Николай Михайлович «Письма» Н. М. Карамзина: исторические и политические темы и проблемы
В повести «Наталья, боярская дочь» Карамзин рисует старую Русь как идеальную страну, в которой почти все люди простосердечны, добры и искренни.
Такими оказываются основные действующие лица: Алексей Любославский, боярин Матвей, Наталья и даже сам государь. Каждый из них воплощает в себе добродетели «естественного человека». Между этими героями и автором существует дистанция не только хронологическая, но и психологическая.
Автор пересказывает мысли Сократа, говорит о сочинениях Локка и Руссо, иногда выражается «языком оссианским», упоминает персонажей из античной мифологии и т. д. Как и в «Бедной Лизе», автор чувствителен и готов вместе с героями переживать их злоключения, но кроме сочувствия в авторских репликах звучит и легкая ирония.
Со стернианской насмешкой Карамзин описывает «бабушку своего дедушки», воображаемую представительницу патриархального мира. Просвещенный автор уже не может смотреть на мир глазами своих предков: он так же как и его «любезный читатель» — люди другой эпохи, «осьмого на десять века».
В соответствии со вкусом своего времени писатель ведет повествование, заставляя героев далекого прошлого говорить языком образованных русских дворян конца XVIII столетия. Это несоответствие Карамзин сознает и сам: «Читатель догадается, — замечает он, — что старинные любовники говорили не совсем так, как здесь говорят они; но тогдашнего языка мы не могли бы теперь и понимать. Надлежало только некоторым образом подделаться под древний колорит».
Для передачи этого колорита автор использует и старинные предания, и фольклор, и некоторые исторические сведения. Как ни скудны подобные материалы, они свидетельствуют об интересе писателя к отечественному прошлому, его стремлении понять «характер славного народа русского».
Это стремление появилось вполне закономерно у писателя, только что посетившего страны Европы и внимательно наблюдавшего жизнь и обычаи разных народов. Карамзин путешествовал около полутора лет (с весны 1789 до осени 1790 г.), побывав в Германии, Швейцарии, Франции, Англии в самый разгар событий Великой французской революции.
«Письма русского путешественника» — самое значительное произведение Карамзина 1790-х гг., очень тесно связанное со всеми другими сочинениями писателя. Личность автора проявилась в «Письмах» с особой полнотой. Но было бы совершенно несправедливо уподоблять произведение русского писателя «Сентиментальному путешествию» (1768) Л. Стерна, описывавшего главным образом свой внутренний мир чувств и переживаний. Карамзин пишет по-своему: в его «Письмах» субъективное и объективное органично связано и почти нерасчленимо. Карамзин, по сравнению со Стерном, значительно расширяет сферу изображения жизни.
Нравы и быт, общественное устройство, политика и культура современной Европы — обо всем этом читатель мог получить обстоятельные сведения из сочинения Карамзина.
Современные исследователи творчества Карамзина достаточно хорошо показали, как разнообразно и богато содержание «Писем», представляющих новую и объективную картину европейской жизни конца XVIII в.51 «Письма» явились смелымпублицистическим произведением: в годы, когда французская революция решительно осуждалась в русской официальной прессе, Карамзин высказал в печати свое независимое мнение по ряду животрепещущих политических вопросов.
В Эльзасе писатель наблюдает, как «целые деревни вооружаются, и поселяне пришивают кокарды к шляпам»; слушает, как «почтмейстеры, постиллионы, бабы говорят о революции». В Женеве он посещает кофейные дома, «где всегда множество людей и где рассказываются вести; где рассуждают о французских делах, о декретах Национального собрания, о Неккере, о графе Мирабо и проч.»
Наконец, Карамзин видит бунтующую чернь на улицах французских городов и присутствует на заседаниях Национального собрания, где происходят дебаты между Мирабо и аббатом Мори. Все это свидетельствует о живейшем интересе Карамзина к «французским делам», обнаруживает, что писатель был «далек от того благонамеренного ужаса, который уже с 1792 года официально считался в России единственно дозволенной реакцией».
Как убедительно показывает Ю. М. Лотман, в отношении Карамзина к французской революции необходимо различать несколько аспектов, причем каждый из них соотносится с определенным кругом идей писателя в данный период его творчества. Так, одним из наиболее устойчивых представлений Карамзина была веротерпимость, неприятие религиозного фанатизма, неизменно осуждаемого на страницах «Писем».
Сложнее оказался вопрос о формах государственного правления, приобретший особую значительность для писателя — очевидца французских событий. Республиканские симпатии молодого Карамзина наиболее полно были высказаны в главах «Писем», посвященных не Франции, а Швейцарии.
Автор подробно описывает систему правления в швейцарских кантонах, отмечает изобилие и богатство в стране, высокий уровень общественной нравственности. В частности, путешественник с явным одобрением замечает, что в Берне «домы почти все одинакие... и представляют глазам приятный образ равенства в состоянии жителей».
От этих наблюдений Карамзин смело переходит к сопоставлениям, достаточно много говорящим русскому читателю того времени: «Не так, как в больших городах Европы, где часто низкая хижина преклоняется к земле под тению колоссальных палат и где на всяком шагу встречаешь оскорбительное смешение роскоши с бедностью».
Вместе с тем Карамзин, очевидно, остается приверженцем«географической» теории французских просветителей, согласно которой республиканское правление предпочтительно для малых стран, а монархическое — для больших. Женевская республика представляется путешественнику «прекрасной игрушкой на земном шаре», а те формы борьбы за республику, которые он видит во Франции, вызывают его решительное осуждение.
Народ, по его мнению, «сделался во Франции страшнейшим деспотом», и главными зачинщиками мятежа он считает «нищих и празднолюбцев, не хотящих работать с эпохи так называемой Французской свободы» (1, 560). Дальнейшее развитие событий во Франции, за которыми писатель пристально следит, вернувшись из Европы на родину, заставляет его по-новому оценивать свои впечатления во время путешествия.
Публикация «Писем», начатая в «Московском журнале», растянулась на длительный срок, и работа писателя над текстом продолжалась в течение целого десятилетия (отдельное полное издание «Писем» в шести частях появилось только в 1797—1801 гг.).
К концу 1790-х гг. раздумья писателя над смыслом и результатами французской революции приобрели уже более зрелый характер. Писатель нашел возможность высказать свое мнение достаточно определенно.
В частности, излагая содержание «Писем русского путешественника» в статье для зарубежного журнала «Spectateur du Nord» (1797), писатель заметил: «Французская революция относится к таким явлениям, которые определяют судьбы человечества на долгий ряд веков. Начинается новая эпоха. Я это вижу, а Руссо предвидел».
Эти слова Карамзина, свидетельствующие о его глубоком проникновении в суть событий и умении видеть историю в настоящем, связаны с другим его высказыванием в той же статье: «История Парижа — это история Франции и цивилизации... Итак, французская нация прошла все стадии цивилизации, чтобы достигнуть нынешнего состояния».
В глазах Карамзина, называвшего себя «республиканцем в душе», но решительно не принявшего революционного террора, пример Франции — это иллюстрация многовековой общечеловеческой истории цивилизации, завершение ее определенной стадии. Просветитель Карамзин должен был разрешить мучительный вопрос: конечная ли это стадия и не имеет ли смысла для других наций двигаться не вперед, а назад — к первобытному состоянию «естественного человека»?
В «Письмах» отразилась, таким образом, общественная позиция Карамзина, далеко не бесстрастного очевидца событий французской революции, умного и вдумчивого публициста. Более того, «Письма» — это ценнейший и интереснейший документ эпохи: здесь нашли отзвук надежды, стремления и разочарования целогопоколения русской интеллигенции конца XVIII в., поколения, которому пришлось отказаться от многих иллюзий.
«Письма» имели большой успех у русской, а затем и зарубежной публики: уже при жизни Карамзина «Письма» были переведены на несколько европейских языков. Это объясняется не только содержанием «Писем», но и их литературными достоинствами.
Жанровая структура произведения, казалось бы, очень разнородна: диалоги со знаменитыми писателями сменяются лирическими пассажами или бытовыми зарисовками, вставные новеллы чередуются с философскими размышлениями, театральными рецензиями, и т. д.
Однако, несмотря на эту внешнюю сюжетную и стилистическую пестроту, «Письма русского путешественника» представляют собой художественное единство. В центре внимания писателя неизменно остается человек — человек в его личных и общественных связях, в его отношении к природе, к искусству. На страницах «Писем» появляются десятки персонажей — это люди разных национальностей, разных профессий, у них разное имущественное и сословное положение, разная степень культуры. Каждый из них под пером Карамзина становится литературным героем, хотя бы даже эпизодическим.
Внешность, манера поведения, характер, история или дальнейшая судьба героя — все это важно и интересно, все это сообщается в «Письмах» с большим или меньшим количеством подробностей. Читатель знакомится с такими выдающимися писателями и философами того времени, как Гердер, И. Кант, К. М. Виланд; с кумиром французских балетоманов Г. Вестрисом; с попутчиками Карамзина: датским поэтом Е. Баггесеном и доктором Г. Беккером; с дамами французского салона; с молоденькой английской служанкой и т. д.
Персонажи появляются на страницах «Писем» и исчезают, их сменяют все новые и новые. Лишь один герой продолжает существовать с самого начала до конца на протяжении всего произведения — сам автор.
Многие читатели и даже позднейшие исследователи идентифицировали образ «русского путешественника» и личность самого писателя. Между тем этот вопрос оказывается гораздо сложнее, если учитывать историю создания «Писем» и помнить, что это не бытовой документ, а литературное произведение.
Карамзин тщательно обрабатывал свои путевые записи, послужившие основой «Писем», создававшихся в течение нескольких лет. Позднейшие чувства и мысли автора невольно проникают в ткань произведения и накладываются на чувства и мысли «русского путешественника».
Вначале писатель стремился создать впечатление, что он печатает свои подлинные письма, адресованные его близким друзьям, Плещеевым. Эта иллюзия поддерживалась постоянными обращениями к друзьям, размышлениями о своей привязанности к ним и т. д. Правда, вскоре путешественник признается: «Я вас люблю так же, друзья мои, как и прежде; но разлукане так уже для меня горестна.
Начинаю наслаждаться путешествием». Эти слова подготавливают читателя к последующему изменению характера писем: тема друзей появляется далее лишь эпизодически; из лирического дневника «Письма» превращаются постепенно в книгу очерков (письма из Англии), хотя они по-прежнему проникнуты авторским отношением к описываемому.
Самая «чувствительность», черта, принципиально важная для автора «Писем», тоже несколько меняет свой характер в ходе изложения, приобретая все более глубокое содержание. В первых письмах автор обнаруживает некоторую гипертрофированность чувств: так, например, он «сквозь слезы» благодарит радушного хозяина, приютившего путешественника в непогоду.
Вскоре, наблюдая за искусственно преувеличенными проявлениями эмоций у своих попутчиков-датчан, писатель начинает иронизировать: например, он с юмором рассказывает о неудачных любовных приключениях «чувствительного» Беккера. Эта ирония, однако, как и в карамзинских повестях, направлена на неуместные проявления чувствительности, но ценность этого качества не подвергается сомнению.
Путешественник — «чувствительный» человек, и этим обусловливается его внимание к природе, интерес к произведениям искусства, к каждому встреченному им человеку и, наконец, его размышления о благе всех людей, о «нравственном сближении народов».
Восторгаясь нравами швейцарских пастухов, автор готов «отказаться от многих удобностей жизни (которыми обязаны мы просвещению дней наших), чтобы возвратиться в первобытное состояние человека». Правда, слова путешественника о том, что он хочет остаться у пастухов и вместе с ними доить коров, вызывают только смех у простодушных пастушек.
Да и сам он прекрасно понимает всю нереальность этого желания: он восхищается добродетелями этих «естественных людей», но спокойно оставляет их и продолжает свой путь к центрам европейской цивилизации, посещает театры, музеи и т. д. Высоко ценя научный и культурный опыт человечества, автор выступает против фанатизма и суеверия, сковывающего творческую мысль.
Характерно в этом отношении, как путешественник говорит о значении Реформации: он считает, что это «не только великая реформа в римской церкви, вопреки императору и папе, но и великая нравственная революция в свете».
Гуманистический пафос Возрождения оказывается близок и понятен Карамзину, хотя он не всегда признает достоинства литературы этой эпохи (у Ф. Рабле, например, его отталкивают «гадкие описания, темные аллегории и нелепость»). Эстетические принципы сентиментализма с его «установкой на приятность» играют при этом для писателя немаловажную роль.
История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.
 |
 |
Высказывая свое отношение к культуре разных времен и разных народов, Карамзин все бол...
|
 |
|
Просветительские и европейские по своему происхождению традиции русской литературы XV...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
