ЛитератураЛитература Центральной, Южной и Юго-Восточной ЕвропыГреческая литератураЛитературный процесс в Греции на рубеже XIX и ХХ веков
Последнее десятилетие XIX в. было отмечено в Греции тяжелыми национальными потрясениями. Государственно-финансовое банкротство в 1893 г. и сокрушительное поражение в греко-турецкой войне 1897 г. значительно подорвали веру в националистическую Великую Идею — иллюзорную мечту о восстановлении Великой Греции в былых пределах Византийской империи, упорно культивировавшуюся на протяжении нескольких десятилетий официальной пропагандой.
Отрезвление вызвало в литературе волну скепсиса и меланхолии, усиленное внимание к внутренней жизни личности. После радикальных свершений 80-х годов (внедрение в литературу живого разговорного языка — димотики, освоение национального фольклора, обращение к реальному жизненному материалу) наступает период некоторого спада общественной активности.
Горькое разочарование и связанная с ним потребность в самоутверждении — национальном и индивидуальном — на некоторое время находят выход в увлечении творческой интеллигенции идеями Ницше, но неразрешенность социальных проблем и национально-освободительного вопроса способствует восстановлению гражданского тонуса в литературной жизни страны.
Именно в эти годы греческая позиция испытывает усиленное влияние западноевропейских школ — сначала Парнаса и сразу же вслед за ним — символизма. Стилевая печать Парнаса явственно ощутима в отточенных сонетах И. Грипариса (1870—1942) и Л. Мавилиса (1860—1912).
В цикле сонетов «Родина» (1895) дань парнасскому веянию отдает и признанный лидер литературного поколения 80-х годов Костис Паламас (1859—1943), однако уже следующий его цикл «Ямбы и анапесты» (1897) написан под непосредственным воздействием не только Парнаса, но и символизма.
Трибуной символизма становится журнал «Техни» («Искусство»), просуществовавший всего лишь год (1898—1899), однако за это время греческий читатель познакомился с творчеством Стриндберга, Гауптмана, Метерлинка, Малларме и др.
В 1901—1902 гг. с аналогичной программой выступает журнал «Дионис». В журнале «Техни» начинали свой творческий путь поэты-символисты К. Хадзопулос (1869—1920) и Л. Порфирас (1879—1932), здесь увидели свет символистские «Интермедии» И. Грипариса.
Издатель журнала «Техни» К. Хадзопулос выпустил в 1898 г. сразу два поэтических сборника «Песни одиночества» и «Элегии и идиллии»; разочарование и грусть передаются поэтом в зыбких сумеречных картинах, в тонкой игре ассоциаций; музыкальное звучание стиха исполнено редкого совершенства.
В издании журнала «Техни» в 1899 г. выходит первый поэтический сборник «Осколки» М. Малакасиса (1869—1943), тоже испытавшего определенное воздействие символизма, но более поверхностно — преимущественно в сфере музыкального построения поэтической фразы.
Переживаемый нацией кризис сознания отражается в поэзии этой плеяды через рефлексию сугубо личного характера, через погружение в мир интимных чувств, страдания, боли. Камерность останется характерной чертой их творчества.
Иное направление принимает творческий поиск Костиса Паламаса. В сборнике «Неподвижная жизнь» (1904), который открывает период зрелости поэта и включает стихотворные циклы 1895—1904 гг., Паламас живо откликается на тревожные настроения времени, соучаствует во всеобщей устремленности к исследованию душевной жизни личности, но не сосредоточивается исключительно на этом.
Лирическое «я» поэта неразрывно связано с судьбами внешнего мира, предстающего перед читателем не просто как среда, в которой существует личность, но как историческая и социальная действительность, требующая активной реакции.
Горечь разочарования осмысляется поэтом как необходимый этап познания, сопряженного с выявлением ложных и подлинных ценностей, как предпосылка плодотворного движения нации вперед. Именно эта идея заложена в лиро-эпической поэме «Двенадцать песен Цыгана», над которой Паламас работает с 1899 по 1907 г. В предисловии к ее изданию он скажет о себе как о поэте «своего времени и своего народа».
Герой поэмы Цыган — бунтарь и отрицатель. Он ратует за крушение всего косного и порочного, что мешает свободному расцвету личности и процветанию народа. Относя свое повествование к кануну падения Византии, Паламас как бы дает разрушительному пафосу поэмы конкретный адрес, указывает на те политические и духовные силы, которые несут вину за грядущее порабощение родины иноземными завоевателями.
Ассоциации с недавно пережитой национальной катастрофой призваны побудить читателя к такому же суровому и безжалостному изобличению современных общественных пороков. Один из них — слепое поклонение идолам национального прошлого, служение букве, а не духу античного наследия, погоня за химерами былого величия — усилия не только бесплодные, но и чреватые для нации угрозой самому ее существованию.
Только отрешение от предрассудков и иллюзий, только приверженность истине, реальное и трезвое восприятие действительного порядка вещей и готовность преобразовать его на благо человека помогут родине вновь обрести «могучие крылья». Долг поэта — постоянно прислушиваться к голосу земли, заботиться о том, чтобы его творчество было «в ладу с Правдой».
Оплотом надежд на светлое будущее родины служат простые труженики, народ. В том, как трактуется роль народа в процессе грядущего обновления общества, ощутимо влияние социалистических идей, которые получают в Греции все более широкое распространение. Поэт верит, что силами народа в очищенном от скверны мире возродятся заново и ценности национального прошлого, девальвированные националистической демагогией.
Искусное чередование эпических и лирических звеньев позволяет Паламасу воссоздать всеобъемлющую панораму многообразных проблем греческой национальной истории, сохраняющих свое значение для современной жизни страны, и выразить — вдохновенно и патетически — свое отношение к ним.
Реалистически острое видение социального зла в многоликих его проявлениях и беспощадный критицизм причудливо сочетаются у него с романтической яркостью субъективного, личностного начала, с высокой, часто символической обобщенностью.
Несмотря на антиромантический запал своего литературного старта поколение 80-х годов — и прежде всего Паламас — в значительной степени остается в поле обновленного романтического художественного притяжения, и пафос его антиромантических выступлений направлен, по сути дела, не столько против романтизма как такового, сколько против эпигонов, оторванной от жизни архаичной, романтической «старой» афинской школы.
Энергия неоромантического порыва, рожденного пафосом национального «очищения», возрождения, обновления, напоминает и другие произведения Паламаса 900—10-х годов: лиро-эпическую поэму «Свирель короля» (1910), острокритические «Сатирические этюды» (1912), сборник «Город и одиночество» (1912) и т. д.
В предисловии к поэтическому сборнику «Стихи не ко времени» (1919) он уподобляет поэта романтическому образу кузнеца, который выковывает из огненной лавы прошлого и будущего «мечи для свободы», «венцы для славы», «короны для красоты».
В эти годы к Паламасу приходит общенациональное признание; авторитет его поэзии и его личности во многом предопределяет эволюцию греческой поэзии первой четверти XX в.
Исторический оптимизм финала поэмы «Двенадцать песен Цыгана» резко контрастировал с еще господствовавшей в начале века атмосферой скепсиса и уныния (слишком свежей была память о пережитом национальном унижении), но вместе с тем он пророчески предвещал уже намечавшийся новый национальный подъем.
Недовольство бездарной и авантюристической политикой королевского двора, все более острое осознание неотложной необходимости реформ побуждают либеральную буржуазию к политической активности: группа офицеров создает «Военную лигу». Организованное ею в августе 1909 г. восстание вынуждает короля пойти на существенные уступки.
Пост премьер-министра занимает приглашенный «Военной лигой» с о. Крит Элефтериос Венизелос, основывающий в 1910 г. либеральную партию. Он проводит реорганизацию армии, освобождая ее от непосредственного диктата королевского двора, осуществляет аграрную и административную реформы, преобразует систему налогообложения.
В 1911 г. по его настоянию вступает в силу обновленная конституция, закрепляющая ряд существенных прав человека, а также некоторые демократические положения государственного права. В результате Балканских войн 1912—1913 гг. Греция получает наконец ряд своих исконных территорий, находившихся до сих пор под властью Турции. Словно наверстывая упущенное, значительный скачок вперед делает отечественная промышленность.
Первые попытки осмыслить социальные процессы этого переходного периода предпринимает греческая социология. Книга Г. Склироса (1877—1919) «Наш социальный вопрос» (1907) закладывает основы марксистского исследования экономического и политического положения в стране; она вызывает широкий отклик греческой общественности и оживленные дискуссии в прессе. Трибуной социалистической мысли становится журнал «Нумас».
Основанный в 1903 г. как боевой орган сторонников применения в литературе народного разговорного языка — димотики, он постепенно выходит за рамки димотикизма и ратует за обновление греческого общества. На этом этапе зарождающееся социалистическое движение в Греции выступает за путь реформ и во многом солидаризируется с деятельностью Э. Венизелоса.
В водовороте бурных политических событий языковой вопрос постепенно несколько утрачивает прежнюю остроту. Если на рубеже веков столкновения между поборниками искусственного архаичного языка кафаревуса и димотикистами порой доходили до уличных схваток, то к концу первого десятилетия XX в. димотики полностью утверждаются в литературе, а в конце 10-х годов реформы Венизелоса вводят димотики в систему начальной школы.
Языковой вопрос выдвигается теперь в совокупности с другими насущными проблемами демократизации народного образования и общественной жизни в целом.
На волне нового национального подъема в греческую поэзию вновь вливается сильная неоромантическая струя. Плеяда молодых поэтов — Ангелос Сикельянос (1884—1951), Костас Варналис (1884—1974), Маркос Авгерис (1884—1973) — восторженно и оптимистично приветствует жизнь, с гордостью и восхищением воспринимает удел и миссию человека на земле.
В творчестве Сикельяноса эти мотивы звучат с дифирамбической патетикой, как бы взрываемые поистине вулканическим темпераментом поэта, озаренные его искрящимся жизнелюбием, спонтанным, неудержимо возвышенным лиризмом.
Первый крупный поэтический цикл Сикельяноса «Ясновидящий», написанный в 1907 г. и изданный в 1909 г., во всей мощи выявил эти черты его дарования, которые останутся неизменными на всем протяжении творческого пути поэта.
Слияние с природой, зрелую красоту которой Сикельянос воссоздает с самозабвенным упоением первозданных пластических, порою мифологизированных образах и в ослепительном буйстве красок, слияние с народом, в котором он видит носителя древних традиций и непреходящих духовных ценностей, восприятие греческой истории как единого непрерывного процесса, устремленного, как и история всего человечества, через тернии к торжеству добра и справедивости, и наконец, восприятие роли поэта как своего рода мессии, призванного проникнуть в первоосновы жизни, открыть людям их смысл и осветить им путь в лучшее завтра, — этот сразу же заявленный круг тем Сикельянос разрабатывает и в многотомной поэтической композиции «Пролог к Жизни» (1915—1917), и в поэмах «Матерь Божия» (1917) и «Пасха греков» (1918), и позднее в цикле произведений 20—30-х годов.
Удивительная внутренняя цельность художественного мира Сикельяноса, казалось бы не затронутая ураганом исторических катаклизмов XX в., была явлением единственным в своем роде.
В отличие от него, сверстники и вначале единомышленники Сикельяноса, М. Авгерис и К. Варналис, вскоре переживут радикальный мировоззренческий перелом и соответственно — переворот в своем творчестве.
М. Авгерис надолго оставит поэзию, он посвятит себя критике и станет одним из основоположников марксистского литературоведения в Греции. Под непосредственным влиянием социалистических идей резко меняет свое поэтическое амплуа Костас Варналис.
На смену блистательному циклу парнасски отшлифованных стихотворений, воспевающих красоту природы и человека, древнее наследие Греции, сокровища ее мифологии (сб. «Соты», 1905), приходят произведения вдохновленные новыми гуманистическими идеалами эпохи, побуждающими человека к активной борьбе за свои права, за лучшее, справедливое будущее для всех.
Между тем на периферии греческой литературной жизни, в далекой Александрии, поэт Константинос Кавафис (1863—1933) ищет и находит свой путь художественного осмысления кризисной эпохи, которую переживает мир.
Обращаясь к сюжетам древности, он стремится создать исторические модели, которые раскрывали бы глубинное постижение современности, акцентируя главное внимание на явлениях упадка и разложения старого мира. Эпико-драматический склад художественного мышления Кавафиса побуждает его к выбору краткой, сжатой формы, мобилизующей возможности драматического искусства.
Связанные внутренними сюжетными сцеплениями, его миниатюры, темы которых он черпает главным образом из античной истории, составляют своеобразную малую эпопею, обретающую панорамность и особый динамизм художественного обобщения, обладающую определенным единством и — что еще более важно — выявляющую характер эпохи, передающую течение исторического времени.
Творческий метод Кавафиса, во многом отвечающий духу реализма, предвосхищал некоторые важные открытия мирового реалистического искусства XX в.
 |
 |
В прозе и драматургии Греции движение к реализму было более последовательным и динами...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
