Среди многочисленных прозаических произведений, появившихся после «Гэндзи моногатари», выделяется сборник рассказов «Цуцуми-тюнагон моногатари» («Повесть о советнике по прозвищу „Плотина“»), относящийся, как предполагают, к 40-м годам XI в.
Сборник состоит из десяти рассказов, автором его называют поэта Фудзивара Канэскэ (877—933), имевшего звание советника-тюнагона и жившего якобы в местности Камогава, у плотины — отсюда его прозвище «Плотина» и название сборника. Однако в книге в том ее виде, в каком она дошла до наших дней, нет ничего, относящегося к советнику Фудзивара Канэскэ, нет в нем и упоминаний о плотине.
Можно предположить, что версия об авторстве Канэскэ ошибочна, особенно если учесть, что сборник появился много лет спустя после смерти предполагаемого автора. Вероятно также, что вначале в сборнике содержалось большее количество рассказов, но часть из них была утеряна.
Содержанием рассказов служат забавные происшествия из жизни аристократии, герои их наделены причудливыми чертами характера. Они любят подсматривать в щелочку, подслушивать чужие беседы, совершают курьезные ошибки, часто попадают впросак.
Так, в глупом положении оказывается молодой придворный, по ошибке похищающий вместо красивой девушки ее тетку, старую монахиню. Впросак попадает и молодая дама, которая спешит натереться белилами при внезапном посещении возлюбленного, но второпях накладывает на лицо черную тушь. Особенно характерным для всего сборника является рассказ «Барышня, любящая насекомых».
Его героиня, молодая девушка, отличается странными вкусами и пристрастиями: вопреки привычному для молодых девушек и женщин из аристократического круга восхищению цветами и бабочками, она испытывает интерес только к червякам и гусеницам и, рассаживая их, с помощью окрестных мальчишек по коробочкам, наблюдает за их поведением, называя это занятие «проникновением в суть вещей».
Среди других произведений хэйанского периода рассказы этого сборника выделяются присущим им своеобразием. Они носят ярко выраженный юмористический характер, причем насмешка автора направлена против вкусов и обычаев, выработанных на протяжении веков в аристократической среде и воплотивших ее эстетические вкусы, против излюбленных в этом обществе идеалов.
Все, что служило для хэйанских аристократов источником наслаждения, поэтического вдохновения, безраздельно господствовало в литературе и искусстве, в быту и в любовных отношениях, в глазах автора сборника не более чем предмет, заслуживающий осмеяния, тема для юмористического рассказа.
Похищение возлюбленной — классический поступок хэйанского кавалера — приводит к конфузу, любовные приключения дают автору повод показать смешное тщеславие своих героев.
Таким образом автор обнаруживает способность более трезво судить о привычках и нравах аристократической среды, чем другие писатели и поэты его времени. Однако тон его нигде не переходит в сатирический, насмешка скользит по поверхности жизненных явлений.
Сборник «Повесть о советнике по прозвищу „Плотина”» — одно из свидетельств заката хэйанского общества, упадка его литературы: все, что долгое время почиталось прекрасным, явственно оборачивается пустым и смешным.
В конце хэйанского периода появилось еще одно крупное произведение — сборник легенд, преданий и народных рассказов — «Кондзяку моногатари» («Повести о ныне уже минувшем», начало XII в.).
Автор его неизвестен, хотя среди различных версий, существующих в отношении авторства сборника, особенно популярной является та, которая считает его составителем некоего Минамото-но Такакуни, жившего в период между 1004 и 1007 гг. в местности Удзи (окрестности Киото), где он, как рассказывает предание, приглашал к себе всех прохожих и проезжих людей и, записывая их рассказы, составил книгу.
Такакуни имел звание дайнагона (крупный правительственный чиновник), и первоначальное название сборника было будто бы «Удзи-дайнагон моногатари» («Повесть о дайнагоне из Удзи»), но так как каждый рассказ сборника начинается со слов «не теперь, а в древности» (кондзяку), то и всей книге дали название «Кондзяку моногатари».
«Кондзяку моногатари» — обширное собрание отдельных произведений — 1063 рассказа, составляющих 31 книгу. Три книги — 8-я, 18-я и 21-я — не сохранились. Весь сборник распадается на три больших тематических раздела: Индия (в ее старинном названии Тэндзику), Китай (Синтан) и Япония (также именующаяся старым словом Хонтё).
Самый большой раздел — с 18-й по 31-ю книгу, за исключением недостающих, составляет раздел Японии. Внутри сборника проведена строгая классификация рассказов по темам и частично по хронологическому принципу.
Так, в разделе Индии книга 4-я содержит рассказы об Индии «после Будды», а книга 5-я — рассказы об Индии «до Будды». В разделе Китая книга 9-я посвящена теме «почитание родителей», а 12-я содержит рассказы об истории страны и т. д. Тематически связаны между собою группы рассказов внутри книг, составляющих раздел Японии.
Так, особой группой идут рассказы «о том, как богиня Каннон милость свою явила», как людям, совершившим плохие поступки, «знамение было», рассказы о ворах, раскаявшихся и «вступивших на путь благочестия», и многое другое. Есть даже группа рассказов «о том, как муж после смерти жены слагал песни». Особенный интерес представляют собой рассказы о житейских делах, где речь идет о повседневной жизни простого народа.
Большинство рассказов сборника носит дидактический характер, демонстрирует приверженность автора к буддизму. Материал из народной жизни, в большом количестве вошедший в книгу, зачастую обработан в нем особым образом, соединен с буддийской моралью, в рассказах речь часто идет о чуде, в них присутствует фантастика.
Однако фантастика здесь в корне отлична от той, которая характерна для народного творчества, допускающего фантастическое истолкование явления, но заставляющего само явление развиваться по законам реального мира: так, если «скатерть-самобранка» пропадает, то ее либо выманили хитростью, либо просто украли.
Жизненные законы не нарушаются в сказке; иначе обстоит дело в рассказах и притчах сборника «Кондзяку моногатари». Как основной закон здесь выступает действие мистических сил, воля верховного божества, а событие из народной жизни служит лишь поводом для проявления этих чудесных сил.
Так обстоит дело, например, в рассказе о бедной женщине, не имевшей денег на то, чтобы соорудить себе домик для родов. Рассказ заканчивается сообщением о том, как «богиня Каннон милость свою явила», послав женщине сверток с деньгами; чудесным образом наказан был человек, жестоко обращавшийся с лошадьми: «Кипятил он однажды у себя дома воду в котле.
Вдруг оба глаза его выскочили, упали в котел и сварились. Убивался он, печалился, но помочь беде не мог. А люди, осуждая его, говорили так: за то, что он не однажды убивал лошадей, — ему возмездие». «Такое вот знамение ему было, — заключает автор, — и о страданиях будущей жизни тоже подумать надо. Так передают».
Мотив гуманного отношения к животным, помощникам трудового человека, часто встречается в рассказах сборника — он свойствен народному творчеству, но концовка приведенного рассказа, как и многих других, чужда ему. Она не вытекает из законов жизни, неожиданна в рассказе, имеет характер религиозного чуда.
И, словно чувствуя, что подобная концовка насильственна, противоречит естественному развитию сюжета, автор добавляет в каждом случае пояснение, а вместе с ним свою морализаторскую сентенцию, причем для большей убедительности то и другое вкладывается в уста людей, якобы бывших свидетелями происшедшего.
Единодушность их суждения должна подтвердить истинность случившегося. Той же цели служит обязательное в каждом рассказе указание места происшествия — «в таком-то уезде, такой-то провинции...», — а также называние полного имени и прозвища героя рассказа.
Есть, однако, в сборнике и чисто народные рассказы, как, например, рассказ о веселых мастерах-умельцах — строителе и живописце, о сбежавшем ученике художника и другие, пронизанные теплым юмором, восхищением народными талантами.
Сборник «Кондзяку моногатари» не относится, как мы видим, к линии придворной литературы, но не может рассматриваться в целом и как памятник народного творчества. Скорее его можно охарактеризовать как «литературу для народа».
Подобные сборники черпают свой материал в народном быту, стремятся говорить языком, близким и понятным простому народу, но произведения в них облечены в форму притчи, дидактической новеллы, проповедующей расхожую мудрость. Обработка рассказов «Кондзяку моногатари» в буддийском духе как бы вводит в единое русло весь его огромный и пестрый материал, и лишь те рассказы, которых подобная обработка не коснулась, остаются самобытными, полностью сохраняют свой народный характер.
Литература, созданная в хэйанской среде, большая часть которой отразила жизнь узкого круга — придворной аристократии, стала тем не менее важнейшей частью культурного наследия японского народа. Здесь был достигнут высокий уровень художественного мастерства, созревал метод тонкого и детального изображения психологии людей, раскрытия внутреннего мира человека.
Развитие личности в дворцовой среде было противоречивым и односторонним. Недаром эпоха развитого феодализма, позже признавшая культурную утонченность «древних» и обратившаяся к культуре прошлых веков, начала с обвинения хэйанского общества в изнеженности и слабости, видя в этом причину его падения.
Но иными и не могли быть люди, воспитанные обществом, где сама принадлежность к дворцовой среде, к аристократическому роду обеспечивала высокое положение, доходы, развитие эстетических потребностей и досуг, необходимый для их удовлетворения.
Но если мужчины были заняты поддержанием дворцового церемониала, развитого и сложного, борьбой за власть, если на них губительно сказывалась система многоженства, то женщина могла свободно отдаваться своим эмоциональным переживаниям, устремлять все силы своей души в область чувств.
Воспитанные в духе покорности, хэйанские женщины находили выход своим чувствам в занятиях изящными искусствами, в сочинении стихов, дневников, эссе и романов.
Эмоциональный мир женщины, несмотря на ограниченность и односторонность их развития, оказывался более богатым, чем духовный мир мужчины, мир рациональный, формировавшийся целиком в русле конфуцианской морали.
Трагедия женщины и заключалась в том, что власть мужчины над ней была почти абсолютной, хотя духовно мужчина часто оказывался ниже возлюбленной, чью судьбу он держал в своих руках.
И настроения женщины, испытываемая ею печаль глубоко согласовывались с буддийскими идеями бренности земного, связи причин и следствий, одной из проявлений которой была неизбежность кармы — расплаты за содеянное.
Блестящая эпоха господства хэйанской аристократии продолжалась четыре столетия. Упадок этой аристократии, предопределенный ее обособлением, замкнутостью в дворцовом кругу, вел ее к уходу с исторической арены.
Одновременно с этим, экономическая основа благополучия правящей верхушки подрывалась извне: крестьяне, подвергавшиеся жестокой эксплуатации на государственных надельных землях, бежали с них в поместья, возникавшие на окраинах страны, на северо-востоке. В этих отдельных поместьях складывалось и накапливало силу военно-феодальное сословие самураев.
Период Хэйан, названный периодом «мира и покоя», в действительности знал и острую борьбу внутри правящей верхушки, и массовые крестьянские волнения. Все более грозными становились и противоречия между центральной властью и поместными феодалами. И в конце XII в. поместные самураи уничтожили господство старой аристократии и установили свою власть над Японией.
Вместе с этими бурными событиями и глубокими социальными изменениями происходят и принципиальные изменения в литературе.
 |
 |
В период с конца XII по XIV в. в социально-политической жизни Японии произошли изменения настолько крупные, что они дали...
|
 |
|
Новая эпоха, характеризующаяся острой политической борьбой, вовлекла в исторические события огромные массы людей, сделал...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
