ЛитератураЛитература Древней АзииДревнекитайская литератураАфоризмы в древнекитайской литературе
Афоризм как род словесного творчества должен что-то сформулировать, что-то внушить, преподать. Подобного рода практическое назначение обусловило и особые формы выражения. Хань Юй, ученый VIII в. н. э., назвавший язык древних эдиктов маловразумительным, об афоризмах «Ицзина» говорил иначе: «Они необычны и точны». Вряд ли можно более лаконично и в то же время в сущности исчерпывающе охарактеризовать языковую сторону афоризма.
Точность, т. е. неизбыточность языковых средств, - обязательное требование для афоризма, поскольку он должен прямо, непосредственно, сразу воздействовать на разум и чувство. Точность же эта, требующая притом максимальной выразительности, достигается обращением к образу или даже символу. Обращение к символу и составляет, по-видимому, то, что Хань Юй назвал «необычностью».
К этим двум сторонам афоризма следует добавить третью - речевую организованность. Она может выражаться по-разному: мерностью - построением всего целого на определенном ритме; параллелизмом - лексическим или синтаксическим.
К какому времени относятся афоризмы при триграммах и гексаграммах, сказать трудно, но безусловно, что к ранней поре китайской Древности; скорее всего, к той же эпохе Чжоуского царства. Во всяком случае, об этих «И» («Переменах») мы знаем, как о «Чжоу И», т. е. «Чжоуских Переменах».
Древняя афористическая проза не исчерпывается поговорками, приметами, гадательными формулами, заклинаниями и другими подобными жанрами; к ней необходимо отнести изречения назидательного характера; все то, что входило тогда в орбиту «Ли» - «Правил».
По своему значению «Правила» - нечто исключительно важное: «С песен начинают, на правилах утверждаются, музыкой завершают», - сказал Конфуций («Луньюй», VIII, 8). «На то, что не правила, - не смотри! Того, что не правила, - не слушай! Того, что не правила, - не говори! Не по правилам не действуй», - сказал он в другом месте («Луньюй», XII, 1).
Что же такое эти «Правила»? «При жизни родителей служи им по правилам. Когда они умрут, похорони их по правилам. Жертвы им приноси по правилам», - таково одно из разъяснений Конфуция («Луньюй», VI, 5). И далее: «Если правительство придерживается Правил, управлять народом легко» («Луньюй», XIV, 44). «Он (учитель, т. е. Конфуций) расширяет меня просвещением, обуздывает меня правилами», - сказал Янь Юань, ученик Конфуция («Луньюй», IX, 10).
Из этих примеров легко понять, что «Правила» - это предписания, регулирующие поведение людей, их общественные обязанности. В то же время это и законы государственного управления. «Инь (т. е. Иньское царство) следовало правилам царства Ся; царство Чжоу следовало правилам Инь» («Луньюй», II, 23). Короче говоря, «Правила» - это нормы обычного права и государственного закона; только не надуманные, не искусственные, не изобретенные людьми, а выработанные самой жизнью, подсказанные ею.
Поскольку Конфуций так много о них говорил, постольку ясно, что в его время «Правила» не только существовали, но и воспринимались в значении общезначимых общественных норм. Были ли они уже в его время объединены в какой-нибудь свод, мы не знаем, но о том, что подобный свод образовался, во всяком случае, еще в Древности, знаем хорошо, знаем и как ои назывался: «Лицзи», «Записи правил», или «Книга Обрядов».
С наследием шу, ши, и, ли и начала свою жизнь китайская литература средней, классической поры своей Древности. «Кун-цзы постоянно говорил о ши, шу и о соблюдении ли», - утверждает «Луньюй» (VII, 18). «Луньюй» - первый памятник литературы классической Древности; Кун-цзы же (Конфуций) - первый герой этой литературы.
Именно - литературы, а не словесности. Материал у словесности и литературы один и тот же - человеческое слово. Произведение как словесности, так и литературы возникает тогда, когда слово становится искусством. В этом аспекте словесность и литература идентичны.
Но они различны в своем общественном существе: словесность возникает с того времени, как человек начинает создавать культуру и жить ее жизнью; литература начинает существовать с того момента, когда словесные произведения превращаются в особую отрасль общественной жизни и деятельности, когда они начинают выполнять свою собственную общественную миссию, т. е. когда словесное творчество получает значение особой социальной категории. Видимым знаком этого момента служит появление в языке понятия «литература».
Понятие это в разных языках передается разными словами. Разными не только по звучанию, но и по своему исходному значению. В европейских языках это слово - «литература», в китайском, а от него в корейском и японском - вэньсюэ. Но вэньсюэ - его поздняя форма; первоначальная же - просто вэнь. Именно в этой форме слово со значением «литература» широко представлено в «Луньюе».
Из этого же памятника мы узнаем, что в человеке тогда различали две стороны. Одну обозначали словом чжи, другую - вэнь. Чжи - это человеческая натура, природные свойства человека. Первоначальное значение слова вэнь - узор, рисунок. Поскольку вэнь противопоставляется чжи, т. е. данному самой природой, постольку оно означает что-то приобретенное человеком; приобретенное им и в то же время его украшающее.
«Луньюй» так определяет сферу вэнь: «Когда молодой человек почтителен к родителям, привязан к братьям; когда он скромен, правдив; когда он с любовью относится к людям - он этим всем приближается к человеческому началу в себе. И если у него еще останутся силы, он изучает вэнь» (I, 6). Следовательно, вэнь - не обычные, простые свойства человеческой натуры, а приобретаемые моральные качества. Конфуций сказал о своих учениках, что одни из них лучше всего проявляют себя в нравственном поведении (дэ син), другие - в ораторском искусстве (яньюй), третьи - в политических делах (чжэн ши), четвертые - в изучении вэнь (XI, 2).
Вэнь - то, что изучают, точнее, то, чем человек обогащает себя, свой внутренний мир. «Он расширяет меня этой вэнь», - сказал о своем Учителе один из его учеников - Янь Юань. Не означает ли это, что под вэнь нужно понимать образованность, просвещенность, культурность? Стоит только так понять это слово, как сразу же становятся понятными те слова, которые были выше приведены: «Когда в человеке одерживает верх чжи (свойства самой его натуры), получается дикарство (е); когда же одерживает верх вэнь (образованность, культурность), получается одна ученость (ши)», - сказал Конфуций («Луньюй», VI, 18). Заканчивается же эта тирада такими словами: «Вот когда и естественные свойства человеческой натуры, и приобретенная культурность в человеке сочетаются, получается цзюньцзы (человек высоких достоинств)».
Упорядоченное общество появляется не сразу: можно указать момент, когда это происходит. Для Конфуция - это время Чжоу, и тогда же, по его словам, появилась и вэнь - просвещение, культура. «Эпоха Чжоу, - сказал Конфуций, - последовала за первыми двумя (т. е. Ся и Инь). Блистательна стала тогда в ней культура!» («Луньюй», III, 14). Если считать, что именно в эпоху Чжоу племенной союз превратился в государство, т. е. в классово организованное общество, придется заключить, что для Конфуция и его времени эпоха организованного человеческого общества с действующими в нем правилами - общезначимыми нормами - связывается с образованием государства. Следовательно, тогда и возникает вэнь как особая категория, действующая в этом обществе.
Что же, считал Конфуций, входит в состав этой вэнь - образованности, культуры? «То, что содержится в шу, ши и ли: именно об этих вещах постоянно и говорил Учитель» («Луньюй», VII, 18). Произведения словесности Чжоуской эпохи стали достоянием и эпохи последующей, в ней составили вэнь, т. е. образованность, культуру - материал и средство обогащения человеком своего сознания, своего внутреннего мира.
Таково первоначальное содержание понятия «литература» в Китае. Вместе с тем это и первая в Китае концепция литературы как общественной категории особого рода. О том, как высоко оценивалась общественная роль литературы, можно судить по весьма экспрессивным словам, приписываемым в «Луньюе» тому же Конфуцию. Когда во время странствий Конфуцию однажды грозила опасность, он сказал: «Вэнь-вана уже нет. Но разве вэнь не во мне? Если бы Небо хотело уничтожить эту вэнь, я не смог бы стать ее носителем. А раз Небо не уничтожило эту вэнь, то что мне эти куанцы!» («Луньюй», IX, 5).
В таком свете и следует понимать в истории китайского общества первоначальный смысл слова «литература»; первоначальный не этимологически (этимологически он идет от понятия «узор»), а общественно-исторически. Слово «литература» тогда было синонимом слов «просвещение, культура», только культура духовная, и притом не принадлежащая человеку по его природе, а им приобретенная и запечатленная в слове.
Так родилось в умах китайского общества понятие литературы как особой категории, действующей в обществе организованном, жизнь и деятельность которого подчинены правилам - нормам.
В «Исторических записках» отца китайской истории Сыма Цяня (146-86 гг. до н. э.) есть такое место: «В древности стихотворений (ши) было более трех тысяч. Конфуций отбросил негодные и взял то, что соответствует правилам (ли) и должному (и)». Стать вэнь, литературой, могли, следовательно, только те стихотворения, которые отвечали общественным нормам, иначе - тому, что тогда считалось основами организованной общественной жизни.
Обратим внимание, однако, еще на одну подробность: древние стихотворения (ши) не все, оказывается, удовлетворяли условиям «вхождения в литературу». Достойным этого были признаны 305 из них, т. е. всего одна десятая. Как нас убеждает вся дальнейшая история литературы в Китае, отбор стал необходимым условием становления литературы; «отбор» - из чего? Из «словесности».
Конфуций считался составителем не только будущего «Шицзина»; как передают источники, он составлял и «Шу», т. е. будущий «Шуцзин». В чем состояла его работа, в точности мы не знаем, но по аналогии с «Ши» возможно предположить, что и здесь был произведен некоторый отбор материала. И именно благодаря этому шу - так же, как и ши, - из словесности перешло в литературу.
Следует тут же сказать и о втором, столь же важном моменте в создании литературы или, иначе, в переходе какого-либо произведения из сферы словесности в сферу литературы: момент этот - переосмысление.
Конечно, там, где оно требовалось, и так, как требовалось. В канонизированный «Шицзин» включена уже цитированная нами древняя песня жениха:
Утки, я слышу, кричат на реке предо мной.
Селезень с уткой слетелись на остров речной.
Тихая, скромная, милая девушка ты,
Будешь супругу ты доброй, согласной женой.
Однако в «Шицзине» эта песня уже интерпретируется как прославление добродетели супруги Вэнь-вана, отца У-вана, первого царя Чжоуского царства.
Искажение? Нет, переосмысление. Нужное? Да, для своего времени, для своей цели нужное. И пожалуй, нет во всей истории литературы ни одного сколько-нибудь значительного, игравшего большую общественную роль произведения, которое бы не переосмысливалось каждой эпохой по-своему. Таков факт, и не считаться с ним историку литературы нельзя. История великих произведений литературы не ограничивается временем их появления, их поколением; многие такие произведения продолжают существовать века и даже тысячелетия. И они всегда переосмысливаются. Интерпретация литературного произведения - неизменный спутник самого произведения, если угодно, тот его элемент, который именно и движется в истории.
Именно эти особенности литературного развития обнаруживались еще в Древности - при самом рождении литературы. Во всяком случае, в «китайском варианте» начала истории литературы как словесного искусства.
История всемирной литературы: в 9 томах / Под редакцией И.С. Брагинского и других - М., 1983-1984 гг.
 |
 |
С таким представлением о литературе и началась вторая, средняя пора китайской Древности - ее «классический» ...
|
 |
|
Исторические источники доносят до нас имена наиболее прославленных советников-специалистов по вопросам государственного ...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
