ЛитератураЛитература АнтичностиДревнегреческая литература архаического периода (до V в. До н.э.)Вопрос о происхождении гомеровских поэм
Несомненное единство и художественное совершенство гомеровских поэм уже в античности создало их легендарному автору славу в своем роде единственного и непревзойденного поэта. Хотя биография его оставалась малодостоверной (в ее разных вариантах перечисляются, в частности, семь различных городов, споривших за право называться родиной Гомера), в древности не сомневались в существовании подобного поэта и в принадлежности ему по крайней мере «Илиады».
Только на исходе XVIII в., в период пробуждения в Западной Европе интенсивного интереса к «духу народа», находящему выражение в его устном творчестве, возник так называемый гомеровский вопрос - первая научно обоснованная попытка рассматривать «Илиаду» как совокупность отдельных героических песен, сведенных воедино неизвестным редактором только в середине VI в. до н. э. («Предисловие к Гомеру» Ф. А. Вольфа,1795 г.). Идеи Вольфа, развитые впоследствии К. Лахманом в «теории малых песен» (1837), в их чистом виде вскоре были отвергнуты, ибо композиционная целостность обеих поэм неоспоримо противоречит предположению о механическом объединении разнородного песенного материала.
Особенно активные возражения «песенная теория» вызвала у поэтов и писателей, высоко ценивших художественные достоинства гомеровского эпоса, - Гете, Шиллера, Гнедича, Гоголя, Белинского. Однако выступление Вольфа сыграло огромную роль в дальнейшем исследовании гомеровских поэм, ибо поколебало наивную веру в непосредственность и одноразовость творческого акта, результатом которого они якобы явились.
К середине прошлого века среди исследователей древнегреческого эпоса определились два основных направления: унитариев, защищавших единство поэм и их автора (Г. В. Нич - в Германии; позже в России - М. С. Куторга, Ф. Ф. Соколов), и аналитиков, выделявших в поэмах различные по времени возникновения части, причем большинство исследователей этого направления занялось поисками в дошедшем до нас тексте поэм «основного ядра», которое впоследствии дополнялось и расширялось (Г. Германн, Дж. Грот; в России - Ф. Г. Мищенко, С. П. Шестаков, Ф. Ф. Зелинский).
Открытие крито-микенской культуры значительно усилило позиции аналитиков, так как показало разновременность исторического материала, отраженного в поэмах, но в своих попытках определить границы и время возникновения отдельных пластов и эпизодов различные исследователи аналитического направления нередко приходили к прямо противоположным выводам. Так, например, одни сторонники «основного ядра» (т. е. постулируемой первоначальной поэмы о «гневе Ахилла») определяли его в полторы тысячи стихов (Э. Бете), другие включали в него книги I, XI-XVIII и XX-XXIV, т. е. примерно три пятых нынешней поэмы (П. Мазон).
В последние десятилетия вопрос о происхождении гомеровских поэм перешел в несколько иную плоскость. Хотя и сейчас нет недостатка в работах аналитического направления (В. Тейлер, П. фон дер Мюлль, Р. Меркельбах, Б. Марцулло, Д. Пейдж) и даже парадоксальных попытках возрождения теории «малых песен» (Г. Яхманн), мало кто из непредвзято мыслящих исследователей может отрицать единство замысла каждой из поэм и целенаправленный отбор художественных средств для его реализации. К тому же ни один современный «унитарий» (например, В. Шадевальдт, Г. Лоример, А. Лески) не отрицает использования в поэмах уже сложившихся элементов героического сказания, и ни один серьезный аналитик не пытается расщеплять их на отдельные стихи, механически склеенные малоопытным составителем.
Спор идет скорее о другом. Исследование гомеровского эпоса в сравнении с устным эпическим творчеством, сохранившимся до наших дней у южнославянских, кавказских и среднеазиатских народов (в его изучении существенная роль принадлежит советским фольклористам), выявило черты настолько значительного сходства между древнегреческим и современным героическим эпосом, что заставило ряд ученых (М. Парри, А. Лорд, И. Нотопулос, Дж. Кирк) постулировать бытование гомеровских поэм вплоть до середины VI в. как произведений целиком «устной поэзии», без всяких следов творческой индивидуальности автора.
Следует, однако, признать, что при всей важности и обширности наблюдений, сделанных упомянутыми исследователями, их конечные выводы страдают односторонностью, так как исключают из процесса создания поэм не только очевидное стремление к художественному единству, но и часто столь же несомненное разнообразие в использовании средств устной поэзии (в частности, так называемого «формульного» стиля).
Избегая крайностей охарактеризованных выше направлений, современное состояние «гомеровского вопроса», т. е. наших представлений о создании древнегреческого эпоса, можно свести к следующему.
В основе «Илиады» лежит мифологизированная история микенского периода, ставшая достоянием устного эпоса в послемикенские времена и оформившаяся в героические сказания на древнем эолийском диалекте на рубеже 1 тыс. до н. э. Перенесенный затем в наиболее развитую область древнегреческого мира Ионию и заново рассказанный на ионийском диалекте (с сохранением тех эолийских форм, для которых ионийский не давал равноценной метрической замены) героический эпос продолжал бытовать в виде отдельных устных сказаний до тех пор, пока крупная поэтическая индивидуальность («Гомер») примерно в середине - второй половине VIII в., используя уже существовавшую традицию и стилевые приемы богатырского фольклора, отобрала из обширного эпического репертуара и силой своего художественного таланта сплавила в единое целое материал, необходимый для создания большой поэмы.
При этом все большее распространение приобретает мнение об использовании автором «Илиады» письменности, ибо без письменной фиксации невозможно объяснить ту стройную продуманность композиционных средств, о которой речь шла выше. Разумеется, наличие письменного текста не сделало «Илиаду» произведением,предназначенным для читателя, - отдельные куски ее по-прежнему исполнялись рапсодами для слушателей, и эта практика неизбежно приводила к появлению новых вариантов, интерполяций или сокращений первоначального текста. Именно заботой о его сохранении была продиктована деятельность комиссии, которой в середине VI в. до н. э. (при афинском правителе Писистрате) было поручено закрепить литературно весь состав поэмы.
Источники «Одиссеи» следует искать прежде всего в богатырской сказке о «добывании жены», осложненном длительными странствиями мужа. Типологически оба мотива относятся к более раннему периоду устного творчества, чем развитой героический эпос, и только благодаря образу Одиссея они оказались связанными с кругом сказаний о Троянской войне.
Разумеется, и здесь автор имел дело отчасти с готовым материалом, отчасти с различными вариантами сказания, которые ему не везде удалось привести к полному единству. Родиной «Одиссеи» также являлась Иония, но уже жившая не столько воспоминаниями о героическом прошлом, сколько впечатлениями от настоящего; похождения мореходов периода «великой колонизации» вовлекли в поэму мотив скитаний по далеким, полным чудес странам и оттеснили на задний план военные походы ахейских царей.
Социальные отношения, отраженные в поэме, элементы нового мировоззрения, противоречащие героическому идеалу, вместе с частичной утратой живого ощущения эпической традиции заставляют датировать «Одиссею» примерно поколением или двумя позже, чем «Илиаду», т. е. рубежом или началом VII в. до н. э. Возможно, что именно в это время была произведена «вторая редакция» поэмы, созданной во второй половине VIII в. до н. э. тем же «Гомером», который является автором «Илиады». Дальнейшая судьба «Одиссеи» едва ли чем-нибудь отличалась от участи ее старшей сестры: в обеих поэмах очевидны небольшие более поздние добавления, не меняющие, однако, в целом их общего характера.
Как бы ни представляла себе современная филология возникновение гомеровского эпоса, для европейской общественной и эстетической мысли на протяжении многих веков Гомер оставался своего рода эталоном всей древнегреческой культуры. В последние столетия античного мира и в Средние века его образам нередко давали чуждое их природе аллегорическое толкование, изменяли судьбу эпических персонажей, причудливо соединяли историю Троянской войны с библейскими преданиями, но миновать традицию, идущую от Гомера, не могли ни в каком случае, если даже от самого Гомера оставались лишь имена его героев.
Оживление интереса к подлинному Гомеру происходит только в XVII-XVIII вв., когда в его творчестве видят прежде всего первозданную простоту и безыскусственность, свойственные самой природе, и эта оценка объединяет представителей столь различных направлений, как французский классицизм (Буало), Просвещение (Руссо, Дидро, Лессинг), литература «бури и натиска» и неогуманизм в Германии (Винкельман, Гердер, Гёте). По мере того как углубляется филологическое изучение древнегреческого эпоса, становится все более ясной идеализирующая односторонность этого взгляда, и поэмы Гомера воспринимаются уже как результат творческой переработки фольклорного материала (Белинский).
На первый план в оценке гомеровского наследия выдвигаются стихийная мощь эпических героев, изображение человека в наивысшем напряжении его физических и духовных сил и вместе с тем искреннее сочувствие поэта к испытаниям и страданиям, выпадающим на долю людей.
История всемирной литературы: в 9 томах / Под редакцией И.С. Брагинского и других - М., 1983-1984 гг.
 |
 |
В гомеровских поэмах встречаются упоминания о походе аргонавтов, подвигах Геракла, гневе Мелеагра, осаде Фив и других ле...
|
 |
|
Героический эпос, наряду с повествованием о подвигах знатных вождей, легко включал в себя элементы назидания и каталогоо...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
