Дальнейшее развитие арабской лирики в значительной мере определялось борьбой бедуинской традиции, ориентированной на доисламскую лирику как на классический образец, и движения «Обновления», представленного главным образом пишущими по-арабски иранцами.
В поэзии последних (Башшар ибн Бурд, Абу Нувас и др.) оппозиция политическому господству чисто арабского элемента соединялась с поисками новых, более гибких поэтических форм (например, развитая элегия, застольная поэзия, «охотничьи» касыды и т. п.), расширением тематики и т. п.
Поэзия «Обновления» — это звено в развитии не только арабской, но и персидской лирики. Вообще влияние арабской лирики на персидскую было велико, от арабов, в частности, идет квантитативная метрика (араб. — аруд, перс. — аруз), правда, принявшая в персидской поэзии специфические формы.
Нельзя отрицать влияние арабских касыд, арабской панегирической поэзии и т. п., но любовную лирику иранцев и таджиков никак нельзя сводить к лирическому зачину (насиб) касыды. Здесь была и своя традиция любовной поэзии, так что не исключалось и обратное влияние (возможно, на любовно-эпикурейскую поэзию в Хиджазе).
Несомненно, чисто иранским, народным по происхождению является популярный жанр четверостиший (рубаи), многие из которых приписываются знаменитому персидскому лирику и философу Омару Хайяму.
Рубаи часто использовались для выражения философского раздумья, но одновременно был разработан и своеобразный жанр философской касыды (Насир Хосров Алави и др.).
Замечательная персидская философская лирика отчасти питалась еретической идеологией, вроде карматства — исмаилизма, философским свободомыслием, а также суфизмом, который у персов принял гораздо более оппозиционный по отношению к исламской ортодоксии характер, чем у арабов.
В популярных у суфийских поэтов четверостишиях большое место занимает эротика и воспевание вина, трактуемые, однако, символически с точки зрения суфийского мистицизма (любовь к богу, питье из источника мудрости и т. п.).
Некоторыми чертами суфийская лирика предвосхищает отдельные явления европейской поэзии, например лирику «нового сладостного стиля» в Италии. В эпическом жанре вклад самих арабов был гораздо меньше, чем в лирическом.
В доисламский период арабы не знали героического эпоса. Их генеалогические предания и устные хроники («Дни арабов») были совершенно заслонены касыдами. Не случайно именно легенды о древних арабских поэтах — Антаре или Маджнуне — легли в основу дальнейшего эпоса.
«Жизнеописание Антара», в котором древние родоплеменные предания дополнены многочисленными авантюрно-рыцарскими эпизодами и невероятным повествованием о победоносных войнах
Антары с христианами, является уникальным в арабской литературе героико-романическим эпосом; памятник этот в жанровом отношении напоминает (вероятно, не случайно) французские жесты, немецкий шпильманский эпос и т. п.
Упомянутая легенда о любви Маджнуна и Лейлы стала сюжетом романической поэмы уже на иранской почве. В области эпической поэзии иранцы оставили арабов далеко позади.
Героико-романический эпос на новоперсидском языке опирался на свою традицию и широко использовал доисламские мифологические, отчасти связанные с зороастризмом, и исторические, славящие древнеиранских царей и героев сюжеты.
Питаемая антиарабскими настроениями иранская эпическая поэзия X в. стала орудием своеобразного «возрождения» своей древней традиции.
Это прежде всего относится к своду «Шах-наме», завершенному Фирдоуси в виде монументальной эпопеи. У Фирдоуси при этом дело идет не только о прославлении древнеперсидских героев, но и об утверждении гуманных идеалов, противостоящих общественному злу.
Монументальная эпопея Фирдоуси стадиально как бы эквивалентна западноевропейскому героическому эпосу, но вместе с тем заметно превосходит его не только масштабом, но и своеобразным художественным и идеологическим синтезом, широтой философско-этической концепции.
В эпопее Фирдоуси встречаются любовно-романические эпизоды, но романический эпос как особый жанр был разработан другими поэтами — Унсури, Гургани и в особенности великим поэтом Низами из Азербайджана.
Романический эпос, так же как и лирическая поэзия, создавался на персидском языке (дари или фарси) не только иранцами или таджиками, но и азербайджанцами, индийцами, афганцами, среднеазиатскими тюрками. И даже впоследствии, когда совершился переход на национальные языки, персидская поэзия долго сохраняла значение классического образца.
Восточный романический эпос в жанровом отношении близок западноевропейскому стихотворному куртуазному роману. Неоднократно сравнивали «Тристана и Изольду» с поэмой Гургани «Вис и Рамин».
Сходство настолько разительно, что оно даже породило предположение, впрочем маловероятное, об общем источнике. В. М. Жирмунский справедливо указывает как на известную типологическую аналогию между творчеством Кретьена де Труа и Низами (выдвижение любовной темы на фоне рыцарских приключений, изображение самой любви то как рыцарского «служения», то как болезни и безумия, элементы психологического анализа, добавим — рационалистическая этическая проблемность, ограничивающая фантастически-авантюрный элемент ролью фона), так и на то, что произведения Низами в большой мере свободны от сословно-феодальных концепций и являются порождением гораздо более развитой городской культуры.
В плане прозаического эпоса арабы сыграли большую роль как передатчики восточных, главным образом индийских, традиций сказочного фольклора и нравоучительной повести («Калила и Димна», «Варлаам и Иоасаф» и др., ср. персидские «Сказки попугая»), с этими традициями отчасти связаны и знаменитые сказочные новеллы круга «Тысяча и одна ночь».
Специфическим плодом развитой городской культуры является получивший распространение сначала в арабской, а затем также в еврейской и персидской литературах жанр макамы — плутовской новеллы. Западноевропейский эквивалент макамы был создан уже за пределами Средневековья, отчасти на фоне литературы Возрождения и барокко.
Если отвлечься от восточной специфики (она выражается во многом, а также в том, что герой — деклассированный «интеллигент», литератор), то в стадиальном плане макамы как бы занимают промежуточное положение между циклами анекдотов об Уленшпигеле, попе Амисе и т. п. и испанским плутовским романом XVI—XVII вв.
Наконец, больших высот арабская и персидская литературы достигли в области философско-дидактической поэзии и прозы. Здесь необходимо назвать крупнейшего восточно-арабского поэта-философа аль-Маарри (X—XI вв.) и испано-арабского писателя-философа Ибн Туфейля (XII в.).
Поэзия аль-Маарри отмечена общественным критицизмом, религиозным скептицизмом, горькими и мрачными раздумьями над человеческой жизнью. За пессимизмом аль-Маарри чувствуется гуманистическая основа.
Одно из его произведений — «Послание о прощении», с горькой иронией интерпретирующее коранические представления о загробном «воздаянии», многими чертами предвосхищает дантовскую «Божественную Комедию».
Иной характер имеет философская повесть Ибн Туфейля, в которой изображается процесс познания и самопознания изолированной человеческой личности, своего рода «Робинзона», выросшего на необитаемом острове.
При этом обнаруживается исключительная сила человеческого разума, хотя некоторые высшие ценности герой познает с помощью мистического откровения. Еще больший размах философская дидактика приобретает в ираноязычной литературе.
Рядом с философской лирикой (Насир Хосров, Омар Хайям), которая упоминалась выше, с философско-этическим элементом в собственно эпических произведениях Фирдоуси, Низами и др., в XI и XII вв. развился особый жанр дидактической поэмы («Сад Истин» Санаи, «Сокровищница тайн» Низами и т. д.).
В этом жанре наиболее отчетливо выявились гуманистические тенденции, присущие иранской литературе X—XII вв. в целом, отчетливый этический пафос, упорное стремление создать не лишенный утопизма образ достойного, идеального царя, гарантирующего справедливое человеческое устройство.
Говоря о литературе Ближнего Востока в Средние века, следует выделить из мусульманского мира своеобразные литературы евреев, коптов, сирийских христиан и народов Эфиопии.
Коптская, сирийская и абиссинская литературы являются не только литературой христианского населения, но и литературой, сугубо сосредоточенной на христианской теме, на агиографии христианских святых и т. п.
Поэтому она освещается в том же разделе, что и византийская литература. Что же касается еврейской литературы, то в ней сочетаются дохристианские библейские традиции с заметным влиянием арабо-мусульманской культуры.
В первые века нашей эры еврейская литература организуется вокруг комментариев к законодательным текстам Библии. Комментарии эти составили Талмуд, содержащий не только записи правовых и культовых норм, нравственных предписаний, хозяйственных советов, описание обычаев и т. п., но и большое количество восходящих к фольклору литературных элементов в виде легенд, сказок, притч, поговорок.
В VIII в. возникло реформистское движение караимства, отвергнувшее Талмуд и создавшее свой вариант правовых комментариев к Библии.
В VII—IX вв. большое развитие получила литургическая поэзия на древнееврейском языке (эти стихи назывались пийут).
Настоящий расцвет еврейская литература, прежде всего поэзия, испытала в X—XIV вв. в арабской Испании. Евреи, поселившиеся в стране задолго до арабского завоевания, стали участниками в создании и распространении сложной и блестящей арабизированной культуры Андалусии.
Они принимали особое участие в культурном обмене между западными и восточными частями Халифата, а также в деле перевода арабских писателей и мыслителей на латинский язык, бывший языком науки в Западной Европе.
Евреи писали и по-арабски, и по-еврейски. Они, как правило, ориентировались на арабские поэтические образцы — в области метрики и жанра.
Дунаш бен Лабрат (ок. 920—980) модифицировал арабский аруд и выработал еврейскую просодическую систему, отличную от пийутов. Лабрат, а также Менахем бен Сарук и Иосиф бен Авиатур принадлежали к кордовскому кругу еврейских поэтов X—XI вв. Самуил Ха-Нагида и Соломон ибн Гебироль (1021—1055) возглавили гранадский круг еврейских поэтов.
Соломон ибн Гебироль — создатель еврейской философской лирики, автор философского трактата в неоплатоническом духе «Источник жизни», повлиявшего (в латинском переводе) на христианскую схоластику Запада.
Крупнейшие поэты следующего поколения — Моше ибн Эзра (1055 или ок. 1070 — ок. 1138) и знаменитый Иегуда Галеви (1080—1141) — самый крупный еврейский средневековый поэт, оказавший влияние и на испанскую поэзию. Моше ибн Эзра прославился не только как изысканный стилист, но и как автор первого теоретического сочинения по еврейской средневековой поэтике («Книга беседы и упоминания»).
Апологетике иудаизма в форме диалогов хазарского царя и представителей различных религий Иегуда Галеви посвящает написанные по-арабски «Доводы и доказательства в защиту униженной религии», но главное его наследие — многочисленные стихи панегирического, анакреонтического и элегического характера, пийуты в манере светской поэзии, а также религиозные поэмы.
Уже в XIII в. традиции светской литературы, выработанной в арабской Испании, продолжают жить в творчестве поэтов Северной Испании, Италии, Южной Франции и стран Переднего Востока.
Иегуда Алхаризи (1165—1225) и Иммануил Римский (ок. 1268—1330) используют для своих стихов форму макамы. Иммануил Римский испытал влияние и итальянской литературы, ввел в еврейскую поэзию форму сонета, выступил в подражание Данте с поэмой «Ад и Рай».
Развивается дидактическая и сатирическая проза, включающая, в частности, блестящую пародию на Талмуд жившего в Италии Калиномоса бен Калиомос.
Крупнейший средневековый испано-еврейский мыслитель Моисей Маймонид (1135—1204) с позиций рационалистического богословия пытался примирить еврейскую религиозную традицию с аристотелизмом (написанный по-арабски «Путеводитель блуждающих»).
Как мы могли убедиться, еврейская литература в период Средневековья не имеет единого центра; она в основном тяготеет к Кордовскому халифату и развивается в тесном взаимодействии с арабской литературой. В дальнейшем сфера ее бытования меняется.
Подводя итоги, следует подчеркнуть, что в общем и целом литература Ближнего Востока, с одной стороны, проходила примерно те же фазы, что и западноевропейская средневековая литература, но с другой — на фоне развитой городской культуры, благодаря более раннему обращению к античным культурным традициям, влиянию еретических течений и философского свободомыслия — гораздо ранее проникалась гуманистическими идеалами и подошла к разработке той проблематики, которая стала доступной Западу уже в эпоху Возрождения.
Литературы арабов, иранцев и тюркских народов Средней Азии, Ближнего Востока и Абисси...
|
В начале XV в. Белая (Синяя, по русским источникам) орда распалась на ряд улусов, важнейшими из которых был узбекский ул...
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
Пожалуйста, если Вы нашли ошибку или опечатку на сайте, сообщите нам, и мы ее исправим. Давайте вместе сделаем сайт лучше и качественнее!
|