Литературный процесс в Монголии в первой половине XIX в.: своеобразие литературы

В начале XIX в. монгольская словесность оставалась верной сложившимся ранее традициям. Затянувшееся монгольское средневековье в немалой степени регламентировало формы и содержание монгольской культуры в целом. По-прежнему создавались исторические хроники, в которые включались отрывки из сочинений предыдущих веков, различные литературные фрагменты и легенды, стихотворные афоризмы.

Известно несколько таких сочинений: анонимная (вероятно, ордосская) «Синяя книга» («Хохе дэбтэр»), датируемая рубежом XVIII и XIX вв. и излагающая события от сотворения мира до царствования монгольских государей и их потомков; халхаские «Золотые четки» («Алтан эрихэ», 1817) Арья-пандиты Гамбо и «Драгоценные четки» («Эрдэни-йин эрихэ», 1835) Ишибалдана, уратская летопись «Хрустальное зерцало» («Болор толи», 1837) Джамбадорджи и, наконец, одна из наиболее значительных — «Драгоценные четки» («Эрдэни-йин эрихэ», 1842 или ок. 1860) халхаского автора-тайджи Галдана.

Все эти произведения в целом характеризуются активным использованием тибетских и китайских источников, большинство из них уделяет много места распространению буддизма в Азии и в Монголии; одновременно изложение событий становится все более деловитым и малохудожественным.

В соответствии с тенденциями, обнаружившимися еще в предыдущий период, пути историографии и художественной литературы решительно расходятся, хотя отмечаются отдельные попытки использования в повествовании эпических образов и сюжетов.

Продолжается циркуляция по монголоязычному миру произведений рукописной народной литературы: эпических сказаний (прежде всего отдельных глав и сводов Гесериады), историй о хождениях в загробный мир (о Молонтойне, Наран Гэрэл, Чойджид-дагини), сборников «обрамленной прозы» и текстов, сопровождающих различные (в том числе и шаманские) обряды.

Много внимания уделяется также переводам тибетской литературы, перерабатываются и переводятся индо-тибетские рассказы из различных буддийских сочинений, появляются трактаты по теории поэзии, составляются грамматики монгольского классического языка, словари (одним из образцовых признан тибетско-монгольский словарь, составленный ламой Агвандандаром); различные комментарии.

В духовной жизни общества все большую роль играет буддизм, которому покровительствуют и монгольские феодалы, и цинское правительство.

В сознании монголов религиозная, культурная и литературная ориентация на Тибет и Индию противопоставлялась китаизации и в этом качестве стала фактором сохранения национальной самобытности.

В развитии словесности значительную роль продолжает играть тибетский язык, на котором пишутся различные труды, в том числе и по филологии; иногда с помощью тибетского алфавита даже записываются литературные произведения, сочиненные на монгольском языке.

Тибетоязычное творчество монгольских писателей, начавшееся в XVII—XVIII вв., продолжает традиции Зая-пандиты Лубсан Принлэя, Сумба-хамбо Ишибалджира, Джанджахутухты Ролби Дорджэ.

Следует назвать алашаньского Дандар-лхарамбу (1759—1842), стихотворения которого, вкрапленные в его религиозно-философские сочинения, содержат различные моральные поучения; халхаского ученого ламу и литератора Агван Хайдуба (1799—1838), автора ряда религиозно-философских и художественных произведений; крупнейшего поэта XIX в. Рабджаа, писавшего как по-тибетски, так и по-монгольски.

Продолжается развитие гномико-дидактической литературы, традиции которой восходят еще к XIII—XIV вв. Она все больше пополняется буддийским содержанием, испытывая влияние тибетской и китайской литератур. В русле гномико-дидактической традиции формируется новый жанр уг (слово или речь) — проникнутые буддийскими настроениями морализующие рассуждения, монологические или диалогические, часто вложенные в уста животных; изредка подобные речи «произносятся» людьми и даже предметами.

Эта форма имеет соответствия, с одной стороны, в древнемонгольской литературе (речи скакунов Чингиса в средневековой эпической поэме о них), а с другой — в национальном фольклоре (сказки о животных, притчи и пр.), влияние которого здесь весьма значительно. Основы жанра уг закладываются в творчестве Агван Хайдуба.

Так, в его «Беседе барана, козла и быка» предназначенные на убой животные безуспешно взывают к милосердию их хозяина-ламы, в «Беседе с косматым пандитом Цэринпэлом» (или «Беседе косматого Цэринпэла со своей собакой») сторожевой пес одерживает в споре верх над своим хозяином-ламой.

Дальнейшее развитие жанра происходит в ряде анонимных произведений, авторы которых вслед за Агван Хайдубом обличают греховное с буддийской точки зрения убийство животных и бичуют человеческие пороки («Беседа овцы, козы и быка», «Речь мыши, произнесенная в шутку», «Речи вороны и сороки, которые, беседуя, сидели на стене», «Повествование о том, как обменялись стихотворными речами праздноумный лама по прозвищу Рассеянный и его соловей с быстрым умом», «Речи, произнесенные жаворонком и лебедем»).

В такого рода произведениях кроме нравоучительных сентенций можно обнаружить критику духовенства, противопоставление безопасной жизни горожан полному превратностей существованию степных скотоводов, обсуждение других морально-философских и социальных проблем.

Подлинного расцвета жанр уг достиг в творчестве поэта-импровизатора Хуульчи Сандага (1825—1860). Сандаг — собственное имя, Хуульчи — рассказчик. В поэтических монологах Сандага, содержанием которых являются поучения, жалобы, грустные размышления, ярко проявилось обличительно-критическое направление в монгольской литературе.

Наделяя природу, растения, животных даром речи, «предоставляя им слово», Сандаг говорит о горькой участи сирот («Слово верблюжонка, разлученного с матерью»), о муках разлуки («Слово перекати-поле, подхваченного ветром», «Слово снега, тающего весной»).

Прибегая к аллегории, он изображает тяготы подневольной службы («Слово сторожевой собаки»), бичует лень, невежество отдельных чиновников, их дурное отношение к людям, безучастие к страданиям простых людей («Слово о хороших и плохих чиновниках и писарях»).

Направленные против всяческого зла, написанные простым языком, близким к разговорному, сочинения Сандага имели широкое хождение в народе, тем более что фоном его произведений служит обыденная жизнь скотовода.

Применительно к монгольской литературе первой половины XIX в. уже можно говорить об индивидуальном творчестве писателя; в известной мере это относится уже к Хуульчи Сандагу; однако подлинно яркой творческой индивидуальностью, несомненно, был Рабджаа (1803—1856) — замечательный лирик и человек необычной судьбы.

Сын бедного скотовода, жившего на земле нынешнего Восточногобийского аймака, в восемь лет был признан перерождением IV гобийского хутухты (высший сан в ламаистской духовной иерархии).

Это круто изменило жизнь мальчика из семьи мирянина — ему надлежало стать религиозным деятелем. Рабджаа получил соответствующее сану образование; в качестве паломника посетил Амдо, священную китайскую гору Утайшань, Алашань, Пекин; он открыл несколько монастырей.

По свидетельству современников, несмотря на высокий духовный сан, он был прост в общении с мирянами, оставался жизнелюбом, был гордым непреклонным человеком; мог противопоставить себя феодалу, не согласиться с князем. Произведения Д. Рабджаа свидетельствуют о нем не только как об образованном буддисте, но и как о человеке демократического происхождения с живым сердцем и ясным умом.

До нас дошло более 170 стихотворений Рабджаа на монгольском языке и 180 — на тибетском. Многие из них содержат назидательные сентенции, философские размышления, в других отразились отдельные стороны духовной и обыденной жизни современного ему общества.

Для творчества Рабджаа характерна прочная связь с фольклором, усвоение традиций монгольской литературы, а также умелое использование приемов тибетской поэтики. Его глубокая по содержанию лирика отличается широтой диапазона — философская, дидактическая, любовная.

Стихотворения Рабджаа традиционны по своим мотивам, в них звучат темы любви к родной земле, к матери. Многие из них созданы в манере народных песен и сохранились, войдя в фольклорную традицию. Рабджаа принадлежит популярная у монголов песня «Преисполненная достоинств», в которой воспевается любовь и красота женщины.

Любовь Рабджаа уподобил красоте природы, жизнь человеческую — смене времен года. С восхищением описывает он ясный лик, гибкое тело, певучий голос, легкий характер любимой («Преисполненная достоинств», «На восемь сторон»).

Основное место в наследии Рабджаа занимают стихотворные поучения — сургаалы. В поле зрения поэта почти все сферы человеческих отношений, он порицает такие пороки, как зависть, ревность, недоверие («Сургаал о законе мироздания»). В сургаале «Золотой ключ» звучит наставление о важности постижения знаний, о необходимости доброго отношения друг к другу.

Рабджаа является автором первой монгольской драмы «Жизнеописание Лунной кукушки» (на сюжет одноименной буддийской повести); ему принадлежит также музыка к ее постановке, осуществленной в 1832 г. Рабджаа — первая известная поэтическая индивидуальность большого масштаба в монгольской литературе, хотя эта литература и остается еще в русле средневековых традиций, но в ней намечаются новые тенденции, важные для последующего развития, осваиваются новые темы и возникают новые жанры.