ЛитератураЛитература Южной и Юго-Восточной АзииЛитература островных государств Юго-Восточной АзииСвоеобразие литературы Индонезийского архипелага и Малаккского полуострова на рубеже XIX и ХХ веков
Отказ Голландии в последней четверти XIX в. от феодально-крепостнических методов эксплуатации населения и природных ресурсов «заморских территорий» в пользу свободного предпринимательства и перерастание мирового капитализма в империалистическую стадию привели к важным переменам социальной ситуации в Индонезии, именовавшейся тогда Нидерландской Индией.
Не успев еще полностью справиться с последней волной движения под лозунгами феодального национализма, колониальные власти обрели нового, куда более опасного противника.
В 1913 г. В. И. Ленин в статье «Пробуждение Азии» отмечал: «исконный деспотизм и произвол голландского правительства встречают теперь отпор и протесты среди масс туземного населения. Намечается обычное явление предреволюционного периода: возникают с поразительной быстротой союзы и партии. Правительство запрещает их, создает тем самым еще большее озлобление и новый революционный дух» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 23. С. 146).
Вслед за профсоюзом железнодорожников Явы, оформившимся в 1905 г., создаются влиятельная просветительская организация Буди Утомо («Высокая цель», 1908), массовая политическая — Сарекат Ислам (Союз мусульман, т. е. туземцев, 1912) и небольшая радикальная Индийская партия (1912), потребовавшая немедленной независимости для Нидерландской Индии.
В 1914 г. по инициативе голландских левых социал-демократов, работавших на индонезийских предприятиях, возникло Индийское социал-демократическое объединение, а шесть лет спустя родилась первая в Юго-Восточной Азии коммунистическая партия.
Названные организации с самого начала выступали от имени всех народностей архипелага отражая тем самым превалирующую тенденцию формирования в многоязыковой полиэтнической Индонезии единой нации. Их рабочим языком, как правило, был голландский, знание которого было обязательным для всех представителей новой интеллигенции.
Когда же деятельность этих организаций обретала агитационно-массовый характер, ее вели на «низком» (вульгарном) малайском языке, который издавна служил основным средством общения народностей Индонезии, хотя ему в известной степени противостоял яванский язык (поскольку его носители составляли ядро формирующейся индонезийской нации).
Впервые идеи национального пробуждения выразились в эпистолярном наследии и очерках на голландском языке дочери просвещенного яванского аристократа Раден Адженг Картини (1879—1904). «Движение яванцев только зарождается, — писала она в 1900 г., имея в виду, в сущности, всех индонезийцев. — В будущем борьба развернется во всю ширь, и тем, кто окажется в рядах борцов, придется сражаться не только с конкретным противником, но и с мягкотелостью своих же соплеменников. Целью этой борьбы станут интересы нации».
Средство исцеления общества от феодальной косности Картини видела в распространении научных знаний, в образовании по европейским образцам. Об этом она страстно говорила в записке «Дайте яванцу образование!», составленной по запросу одного из чиновников Министерства колоний.
Опасения некоторых своих корреспондентов, что отход от традиций ослабит национальный дух, Картини считала несостоятельными: «Мы ни в коей мере не стремимся превратить наших учеников в полуевропейцев или явано-голландцев. Посредством свободного воспитания мы прежде всего желаем сделать яванцев настоящими яванцами, преклоняющимися перед своей родиной и народом, жаждущими их величия...»
Избранные письма Картини (многие из них являются, в сущности, стихотворениями в прозе) были опубликованы в 1911 г. в сборнике «Сквозь мрак к свету».
Он был составлен одним из корреспондентов просветительницы, ревностным поборником нового официального этического курса колониальной политики, предусматривавшего наряду с прочим создание европейски образованной элиты из местной аристократии, с которой голландцы были готовы частично поделиться властью.
На деле же, как и предсказывала Картини, многие представители новой интеллигенции решительно выступили против колониального гнета. Особенно выделялись статьи и политические эссе яванца Суварди Сурьядининграта (Ки Хаджар Деванторо).
Руководство Индийской партии поручило ему в 1913 г. дать отповедь колониальной администрации, намеревавшейся пышно отметить в Индонезии столетие со дня освобождения Голландии от французской оккупации. Его гневный памфлет «Если бы я был голландцем» заканчивался словами: «Прежде нужно предоставить свободу угнетенному народу, а затем уже праздновать день своей независимости».
Несколько романов на голландском языке принадлежат перу соратника Суварди Сурьядининграта по Индийской партии Эрнеста Франсуа Эжена Дауэса Деккера (Сетиабуди, 1888—1950).
В «Симане-яванце» (1908), имевшем подзаголовок «Роман о рисе, дивидендах и человеколюбии», он, следуя по стопам своего двоюродного деда Мультатули, остро критикует колониальное господство, а в написанном в романтическом ключе романе «Королева Дваравати» (1905) воспевает великое прошлое Явы.
Талантливым поэтом был выходец из суракартского княжеского дома Ното Сурото (1888—1951), получивший высшее образование в Голландии. Его сборники стихотворений в прозе «Бутоны жасмина» (1915), «Аромат волос матери» (1916) и «Шепот вечернего ветра» (1917) созданы не без влияния поэзии Рабиндраната Тагора.
Индонезийские голландскоязычные писатели опирались по преимуществу на опыт возникшей в XIX в. так называемой колониальной голландской литературы, отображавшей быт европейцев в Индонезии и отчасти конфликты в туземной среде. Провести четкую границу между индонезийской голландскоязычной литературой и собственно голландской не всегда представляется возможным.
К таким «пограничным» произведениям относится, в частности, роман «Из рабов в князья» довольно плодовитой писательницы Мелати ван Ява (псевдоним Марии Слоот, 1853—1927) о руководителе антиколониального восстания в XVII в. Сурапати. В 1892 г. роман был переведен журналистом и литератором Ф. Виггерсом на «низкий» малайский язык и стал неотъемлемой частью индонезийской городской литературы.
Ее зачинателями выступали в последней четверти XIX в. по преимуществу лица от смешанных браков голландцев с местными женщинами (так называемые индоевропейцы), а также китайские метисы и туземцы-христиане, выпускники миссионерских школ. Среди последних был выходец из народности минахаса (о-в Сулавеси) Ф. Пангемананн (1870—1910?), автор повестей о кознях знаменитых разбойников — «Сказ о Си Чонате» (1900) и «Сказ о Россине» (1903).
Обе повести изобилуют описаниями кровавых преступлений и завершаются освобождением красавицы из рук злодея благородным героем (юношей голландцем в первой и китайцем — во второй). Более реалистичны повести о ньяи (неофициальных туземных женах голландцев), создававшиеся как на голландском, так и «низком» малайском языке и напоминающие по духу и стилю новеллы Возрождения.
Самая популярная среди них — «История о ньяи Дасиме, жертве улещивания, являющая собой весьма занимательное изложение событий, не столь давно имевших место в Батавии, которые послужат в назидание всем женщинам, доверяющим сладким речам мужчин» (1896).
Достоинство этой повести в умелом воссоздании бытовой обстановки и безыскусно проникновенной манере повествования. Антимусульманский, а значит, антитуземный настрой «Истории о ньяи Дасиме», приписываемой журналисту и книгоиздателю Г. Франсису (1860—1915?), уже тогда вызвал отпор в одной из трех новелл вышедшего в 1897 г. анонимно сборника «История о ньяи Тассим».
Здесь голландец, решив обзавестись законной женой, сам отсылает ньяи в деревню, откуда мать во время голода привела ее девочкой в город, чтобы отдать в наложницы; героиня же (ее маленькая дочь решением суда осталась с отцом) от горя сходит с ума. Бесправное положение неимущих крестьян, которые становятся жертвами богатеев (будь то европеец, китаец-ростовщик или яванский аристократ), — основная тема и двух других новелл.
Характерная для этих новелл публицистичность свидетельствует о влиянии Мультатули. Можно предположить, что автором сборника был Х. Коммер, чья повесть «Ньяи Паина» (1900) (о том, как героиня специально заразилась оспой, чтобы извести насильно взявшего ее в наложницы сахарозаводчика) также содержит обличительные мотивы.
Иначе обрисована социальная среда в «Повествовании о Сити Мариях» (1910—1912) некоего Хаджи Мукти (скорее всего, индоевропейца-мусульманина), где положительные персонажи — всегда индоевропейцы, а отрицательные — голландские чиновники и многие туземцы.
Этот уникальный социально-бытовой роман с захватывающим авантюрным сюжетом свидетельствует о тенденции формирования в Индонезии метисской нации латиноамериканского толка, хотя подобный процесс и не получил завершения.
Романы стали выдвигаться в качестве ведущего жанра городской литературы с начала XX в., причем первоначально в творчестве писателей из местной китайской общины. Отличаясь значительным объемом и сюжетной многоплановостью, такие романы зачастую распадались на отдельные повести или новеллы со сквозными персонажами. Преобладали криминальные сюжеты и реже — социально-бытовые.
Попытка Тхио Чинбуна в «Уй Си» (1903) объединить их успеха не достигла. В первой части книги рассказывается о нечестном обогащении мелочного китайского торговца. Во второй, фактически самостоятельной, дочь заглавного героя вопреки его воле выходит замуж за яванского аристократа, принимает ислам и содействует переходу в эту религию своих соплеменников, т. е. их ассимиляции с коренным населением.
В идейном плане роман «Уй Си» малотипичен для произведений авторов-китайцев, чаще настаивавших на необходимости реставрации обычаев предков и общинной солидарности, поскольку просветительское и политическое движение в среде хуацяо развивалось обособленно от процесса национального пробуждения в Индонезии.
С резким неприятием подобной «особой позиции хуацяо», и прежде всего засилья китайских торговцев и мелких предпринимателей, выступал один из идеологов буржуазии Тиртоадисурьо (1880—1918), основавший в в 1907 г. первую национальную газету (без участия китайского и голландского капитала) «Медан Прияти». В ней печатались его две полуавтобиографические повести «Бусоно» (1910) и «Ньяи Пермана» (1912).
По словам современного индонезийского писателя Прамудьи Ананты Тура, «в повестях реалистически изображался быт и нравы духовно раздвоенной прослойки индонезийского общества, вкусившей плоды западной цивилизации и оторвавшейся от традиций, но не сумевшей еще обрести новых моральных ценностей».
Во многом та же характеристика применима к художественно более удачному роману «Бешеный» (1914) Марко Картодикромо (1878—1932), который в 20-е годы выступит основоположником индонезийской пролетарской литературы.
И Тиртоадисурьо, и Марко Картодикромо — яванцы, выходцы один из состоятельной, другой из обедневшей аристократических семей. Оба выросли в атмосфере яванской традиционной культуры, однако в той демократической среде, с которой они связали свои судьбы, предпочтение отдавалось «низкому» малайскому языку.
Что же касается яванской литературы, где тон задавали придворные поэты из центрально-яванских княжеств, она цепко держалась за сложившиеся поэтические каноны и мифологическую тематику. Развитию прозы и известной демократизации яванской литературы немало способствовал просветитель и педагог Ки Падмосусастро (1840—1926).
Отказавшись от карьеры придворного поэта — пуджонго, он называл себя «свободным человеком, строителем языка». Падмосусастро принадлежит несколько притчевых повестей, в которых он высмеивал и невежество и высокомерие аристократа, доказывая, что знания и находчивость важнее знатного происхождения. К притчам близки и назидательные повести других яванских авторов.
Отказаться от притчевой условности решился в тот период лишь сунданский писатель Д. К. Ардивината, автор реалистического романа «Отрава для молодых» (1914).
В нем рассказывается о молодом добропорядочном крестьянине, чью жену переманил богатый аристократ. Герой пристрастился к опиуму и азартным играм и, совершив кражу, попал в тюрьму. Нелегко сложилась и жизнь его бывшей жены, третируемой знатной родней нового мужа.
Тенденции к обновлению сунданской литературы (в которой, как и в яванской, оставалось сильным традиционное начало) проявились в поэтическом творчестве Хаджи Мустапы (1852—1930). В своей философской лирике и дидактических максимах он смело использовал образность и метрику народной сунданской поэзии низких жанров.
Книги на яванском, мадурском, сунданском и других языках народностей Индонезии, печатавшиеся в частных типографиях, остаются по преимуществу недоступными литературоведам, которые вынуждены ориентироваться только на произведения, опубликованные созданной властями в 1908 г. Комиссией по туземной школе и народному чтению.
Эта Комиссия стремилась направить развитие литературы народностей архипелага в умеренное просветительское русло. К 1917 г. до 45% публикаций Комиссии составляли книги на яванском языке, около 35% — на сунданском и менее 5% — на мадурском.
Из оставшихся 15% большая часть приходилась на «высокий» малайский язык (просветительные брошюры, классические хикаяты и шаиры), который использовался в школьном обучении в основном за пределами Явы и, по мнению деятелей индонезийского национального движения тех лет, «не играл революционизирующей роли» (в отличие от «низкого» малайского) в общественной жизни страны.
На фоне политических и культурных сдвигов, происходивших в Индонезии, подконтрольный англичанам Малаккский полуостров выглядел сонной провинцией.
Малазийские критики не без основания говорят о своего рода вакууме в малайской литературе на рубеже XIX—XX вв., заполненном переводами религиозных трактатов и традиционной художественной словесности с арабского и персидского языков. В отличие от Индонезии, книги и газеты выходили здесь на арабской графике, а их язык был много ближе к литературным («высоким») нормам.
Публикуемые в прессе материалы также ориентировались преимущественно на арабские источники, что стало особенно заметно после основания в Сингапуре в 1906 г. журнала «Аль-Иман», следовавшего по стопам «Аль-Мунира» — ведущего органа египетских реформаторов ислама из группы Мухаммада Абдо, пропагандировавшего «очищение ислама от суеверий и нововведений», т. е. рационалистический пересмотр мусульманских догматов и их приспособление к нормам буржуазного общества.
Чуть позже художественные особенности ораторской речи и журнальной прозы будут восприняты новым малайским романом, родоначальником которого станет один из активных сотрудников «Аль-Имана» Сьед Шейх бин Амад аль-Хади.
История всемирной литературы: в 9 томах / Под редакцией И.С. Брагинского и других - М., 1983-1984 гг.
 |
 |
В 1896—1898 гг. происходит Филиппинская национально-освободительная революция. ...
|
 |
|
Литературы народов Бисайского архипелага, расположенного в центре Филиппинских остров...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
