ЛитератураЛитература Южной и Юго-Восточной АзииИндийская литератураСанскритская проза первых веков н.э.
Наряду с поэмами Ашвагхоши, драмами Бхасы, лирическими стихами Халы, в первые века н. э. в Индии были созданы и два произведения повествовательной прозы, одно из которых оказало существенное воздействие на последующую историю индийской литературы, а другому была суждена беспримерная по масштабу влияния жизнь уже не только в русле литературы отечественной, но и мировой.
Речь идет о «Брихаткатхе» («Великом сказе») Гунадхьи, ставшем неисчерпаемым источником сюжетов и тем для санскритских драмы, романа и литературного эпоса, и о знаменитой «Панчатантре» («Пятикнижие», или «Пять назиданий»), которая при посредстве многочисленных переводов и обработок совершила триумфальный путь буквально по всем странам мира.
Оригинал «Брихаткатхи», к сожалению, не сохранился, и о его облике мы получаем представление только по поздним поэтическим переложениям: «Брихаткатхашлокасамграхе» («Собрание шлок Великого сказа») Будхасвамина (VIII—IX вв.), «Брихаткатхаманджари» («Ветвь Великого сказа») Кшемендры (первая половина XI в.) и «Катхасаритсагаре» («Океан сказаний») Сомадевы (вторая половина XI в.).
Насколько можно судить по этим переложениям, основу сюжета «Брихаткатхи» составляло сказание о царевиче Нараваханадатте, который разыскивает похищенную у него невесту и становится повелителем полубожественных существ — видьядхаров.
Однако Гунадхья стремился разнообразить сказание о Нараваханадатте десятками, а может быть, и сотнями сказочных и реальных, серьезных и забавных вводных историй о богах, демонах, царях, мошенниках, гетерах, воинах, купцах, монахах и т. д. и т. п.
Часть этих историй, вероятно, была придумана самим Гунадхьей, но большинство заимствовано из фольклора народов, населяющих Индию, а затем искусно им обработано.
По свидетельствам преемников Гунадхьи в литературе, «Брихаткатха» был написан прозой, причем не на санскрите, а на одном из местных литературных диалектов — пракрите пайшачи.
Видимо, не случайно избрал его Гунадхья для своего произведения, зиждящегося на фольклорном материале и служащего своего рода сказочной, «развлекательной» параллелью к древнеиндийскому классическому эпосу.
Как и в случае с «Брихаткатхой» Гунадхьи, не располагаем мы и оригиналом «Панчатантры». Она дошла до нас лишь в нескольких редакциях, среди которых наиболее известны анонимные «Тантракхьяика» («Книга назидательных рассказов», ок. V в.) и «Панчакхьянака» («Книга из пяти рассказов») (XI в.), а также «Панчатантра», сочиненная джайнским монахом Пурнабхадрой в 1198—1199 гг.
Ученые потратили много усилий, чтобы определить степень близости каждой редакции к гипотетическому оригиналу памятника, и даже пытались путем их сравнения восстановить его текст. Однако не исключено, что такого единственного оригинала «Панчатантры» вообще не существовало.
Дело в том, что она представляет собой первый образец обрамленной повести — жанра полуфольклорного, тесно связанного с текучей и изменчивой фольклорной традицией, которая в принципе не знает разницы между оригиналом и версией.
Обрамленная повесть состоит из прозаических рассказов типа басни, сказки, новеллы, анекдота, объединенных друг с другом с помощью обрамляющего повествования, или рамки.
Как правило, один из персонажей рамки произносит по какому-либо поводу стихотворную сентенцию, содержащую намек на некоторое событие. Другой персонаж задает вопрос: «Как это случилось?» — и первый подробно рассказывает соответствующую историю. Затем следует новая сентенция, опять задается вопрос, и приводится новый рассказ.
Нередко рассказы, присоединенные непосредственно к рамке, заключают в себе другие рассказы, а те, в свою очередь, рассказы третьей, четвертой и даже пятой ступени подчинения, отчего композиция обрамленной повести получила название композиции «выдвижных ящиков» или «матрешек». Такая композиция оказалась чрезвычайно удобной для многократного и разнообразного использования.
В различных версиях одной и той же обрамленной повести более или менее неизменной оставалась, по существу, только рамка. А к ней, в зависимости от вкуса и намерений составителя, могли подключаться дотоле не входившие в сборник рассказы, изыматься или радикально перерабатываться уже известные, причем и те и другие в своем большинстве были почерпнуты в конечном счете из фольклора.
В прологе всех версий «Панчатантры» содержится указание на дидактическую цель книги: служить для ее читателей — и прежде всего для юношей — «наукой разумного поведения» (нитишастрой). Рассказано, как некий царь Амарашакти поручил прославленному брахману Вишнушарману обучить трех своих глупых сыновей.
Вишнушарман взялся выполнить поручение в необычайно короткий срок, шесть месяцев, и с этой целью написал «Панчатантру». Прочитав его мудрое и в то же время увлекательное сочинение, царевичи приобрели и жизненный опыт, и разум.
Каждая из пяти книг «Панчатантры» призвана, в согласии с прологом, иллюстрировать заповеди житейской мудрости. Первая названа «Разъединение друзей», и в ее обрамлении повествуется об интригах шакала, разрушившего опасную для него дружбу быка и льва.
Во второй книге, «Приобретение друзей», показано, как слабые существа — ворон, мышь, газель и черепаха, действуя сообща и выручая друг друга из беды, могут победить более сильных.
Третья, «О воронах и совах», учит разным способам ведения войны, среди которых явное предпочтение отдается хитрости.
Четвертая, «Утрата приобретенного», открывается рамочной историей об обезьяне, которой удалось обмануть дельфина, желавшего заполучить ее сердце, и выбраться из моря на сушу.
Наконец, пятая книга рассказывает о «Безрассудных поступках», вызванных жадностью, беспечностью и опрометчивостью.
Многочисленные вставные рассказы «Панчатантры», отражая дидактические установки пролога, содержат разного рода практические наставления и советы.
Они обличают неблагодарность, корыстолюбие, высокомерие, учат верности дружбе, самоотверженности, состраданию к ближним и прежде всего восхваляют разум, который почитается создателями сборника высшей ценностью жизни и единственным мерилом правильного поведения.
Однако сводить смысл большинства рассказов к голой дидактике и прямолинейному нравственному уроку было бы очевидной натяжкой.
Как правило, невозможно объединить вставные рассказы единым моральным тезисом рамки. Едва ли, например, имеют какое-либо отношение к главной теме второй книги «Панчатантры» — пользе приобретения друзей — такие ее рассказы в редакции Пурнабхадры, как о монахе, обнаружившем клад под норой мыши (II, 2); о хозяйке, в убыток себе обменявшей неочищенный сезам на очищенный (II, 3); о голодном шакале, который, увидев трупы кабана и охотника, из жадности решил приберечь их на будущее и был убит распрямившимся луком, после того как перегрыз его тетиву (II, 4); о сыне купца Сагарадатты, благоразумно полагавшемся во всем на судьбу (II, 5), и т. д.
Некоторые рассказы «Панчатантры» вообще не имеют морали (сказка о благодарных зверях и неблагодарном человеке — I, 7; истории о красавице, обнявшей старого и постылого мужа в страхе перед пробравшимся в дом вором — III, 9; о распутнице, пытавшейся погубить мужа, который пожертвовал ради нее половиной жизни — IV, 5, и т. п.), в других — мораль по меньшей мере сомнительна (такова, например, мораль рассказа о гончаре Юдхиштхире, волей случая ставшем воином царя и прогнанном за то, что сказал правду о своем происхождении: «Обманщик, который по великой своей глупости не блюдет своей выгоды и говорит правду, теряет все достигнутое, как второй Юдхиштхира» — IV, 3).
Имеется, наконец, в «Панчатантре» довольно много рассказов, моральные выводы которых противоречат друг другу. Так, ряд рассказов (I, 24; II, 5; II, 6; V, 10 и др.) демонстрирует всесилие рока. Но в притче о трех рыбах (I, 17) проповедуется человеческая активность, а одна из вставных сентенций утверждает:
Как гончар лепит из кома глины
все, что ни пожелает,
Так человек обретает судьбу,
какую сам себе содеял.
Дидактическая рамка «Панчатантры», таким образом, служит, по существу, только внешним средством, призванным связать независимые тексты. Нравоучительная функция не исключает, но предполагает функцию развлекательную, отступая часто на второй план.
Правомерно считать, что не потребность в назидании вызвала к жизни «Панчатантру», а вслед за нею и другие сборники обрамленной повести, но, напротив, нарративные, чисто художественные задачи обусловили применение рамочной техники, позволяющей объединять в пределах одного сборника разнородные рассказы.
Среди этих рассказов, как мы уже говорили, можно встретить сказки и басни, мифы, притчи и анекдоты, заимствованные в основном из фольклорной традиции. Но, подвергнутые литературной обработке, эти фольклорные жанровые формы предстают в «Панчатантре» в синкретическом единстве, сливаясь и переходя одна в другую.
Так, бытовой сюжет об обманутой любовником распутнице заканчивается притчей о шакалке, потерявшей и мясо, которое уже было у ней в зубах, и рыбу, за которой она погналась (IV, 8). Рассказ об обогащении ловкого тележника переходит в басню о верблюде, не слушавшем советов и растерзанном львом (IV, 10).
История о корыстолюбивом цирюльнике, убившем монахов-джайнов, органически слита со сказочным сюжетом о превращении людей в золото (рамка V книги).
Своеобразие рассказов «Панчатантры» определяется также и тем, что многие среди них насыщены элементами мифов, и мифологические фигуры (боги, полубоги и демоны) выступают активными участниками описываемых событий на равных правах с героями — людьми и животными.
При всем своем сказочном колорите и мифологической образности «Панчатантра», как редко какое иное произведение санскритской литературы, рисует широкую панораму индийского быта и социальной жизни.
С помощью испытанного оружия — аллегории — ее создатели выступают против интриг и лицемерия царского двора, жестокости и алчности чиновников, всесилия богатства и т. п.
В то же время, изображая представителей различных общественных групп — царей и их советников, воинов и земледельцев, купцов и ремесленников, монахов и гетер, — они ни одной из них не отдают своего предпочтения.
О каком бы герое ни шла речь, степень сочувствия к нему и меру его успеха определяют в рассказах «Панчатантры» не его социальное положение, а присущие ему ловкость, решительность, смелость, ум. И такой угол зрения придает «Панчатантре» в целом очевидную демократическую окраску.
Демократизм содержания, искусное сочетание нравоучительных и развлекательных задач, мастерство композиции сделали «Панчатантру» образцом для широкого круга произведений типа обрамленной повести в восточных литературах (ср. персидские и арабские «Синдбадову книгу», «Книгу попугая», «Тысячу и одну ночь» и др.), а затем и на Западе (ср., например, «Декамерон» Боккаччо).
Сама «Панчатантра» уже в VI в. была переложена на пехлевийский (среднеперсидский язык), с пехлевийского переведена на сирийский и позже на арабский.
В свою очередь, арабское переложение, известное под названием «Калила и Димна», оказалось переведенным свыше двухсот раз на более чем 60 языков Европы и Азии, в том числе на русский, и тем самым «Панчатантре», по справедливому замечанию выдающегося русского индолога академика С. Ф. Ольденбурга, «было суждено после Библии стать одною из самых распространенных в мире книг».
История всемирной литературы: в 9 томах / Под редакцией И.С. Брагинского и других - М., 1983-1984 гг.
 |
 |
Важнейшим событием в истории раннего индийского Средневековья было создание новой обширной империи, объединившей на срав...
|
 |
|
Две эпические поэмы Калидасы — «Рагхуванша» и «Кумарасамбхава...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
