Развитие индийской прозы и поэзии в начале XIX в.: основные литературные памятники

Появление в первой половине XIX в. памятников художественной прозы — важнейшее событие литературной истории урду. Издавна в Индии широко бытовали прозаические предания, проникшие из мусульманских стран. Эти предания, оформившиеся в особый жанр — дастан, как правило, передавались изустно профессиональными рассказчиками — дастанго.

В начале XIX в. по инициативе создателей Форт Вильям колледжа с помощью индийцев было предпринято первое издание дастанов. Среди многочисленных версий средневековых дастанов наиболее художественно полноценными считаются «Сад и весна» Мир Аммана, который использовал популярный сюжет о «Четырех дервишах»; «Украшение беседы» Саида Хайдари — обработка легенды о Хатим Таи и «Религия любви» Нихалчанда Лахори — на сюжет сказания о «Розе Бакавали».

Авторы обработок не ограничивались кругом сюжетов, бытовавших в мусульманской среде, в прозаических версиях на урду появились популярные произведения санскритской литературы: «Веталпанчавиншати», «Синхасан баттиси», «Бхагавадгита» и др.

Помимо дастанов были опубликованы прозаические переложения-переводы «Гулистана» Саади, сказок из «Тысячи и одной ночи», «Лейлы и Меджнуна», «Шакунталы» и «Рагхуваншы» Калидасы, отрывков из «Рамаяны» и «Махабхараты» и др. Они были сделаны деятелями «Общества переводов» при Делийском колледже.

Записью и переложением произведений устной и письменной литературы занимались многие писатели и в других районах Индии, главным образом при княжеских дворах. Исключительным явлением в прозе урду в первой половине XIX в. было творчество двух авторов, связанных с Лакхнаусской литературной школой: Саида Иншалла-хан Инши (1756—1818) и Мирзы Раджаб Али Бет Сурура (1786—1867).

Это были блестяще образованные люди, творившие во многих жанрах, однако они вошли в литературу прежде всего как создатели принципиально новых прозаических произведений, написанных на новые, а не традиционные сюжеты.

«Повесть о рани Кетаки» («Рани Кетаки ки кахани», 1803) Инши — это история любви принца Удай Бхана и красавицы княжны Кетаки, которые, преодолев всякого рода фантастические препятствия (не без помощи сверхъестественных сил), обретают наконец счастье.

«Повесть» обнаруживает разительное типологическое сходство с поэтикой дастанов: герои из высокой социальной среды, стилистическая однослойность языка, контрастные характеристики персонажей, авантюрный сюжет, часто разрываемый вставными эпизодами, нарочитая назидательность, атмосфера полуволшебности и т. д. Однако, сохраняя генетическое родство с эпической традицией, автор вводит новые обстоятельства и реалии, часто внеиндийского происхождения. Новым был и подход писателя к языку.

Он использовал диалект кхари-боли, распространенный на значительной территории Северной Индии, но не ставший еще в то время литературным языком, этот диалект был одинаково понятен индусам и мусульманам, поэтому «Повесть о рани Кетаки» считается общим достоянием литератур урду и хинди.

В отличие от Инши, который только последние годы прожил в Лакхнау, Сурур как художник формировался с самого начала под влиянием рафинированных вкусов лакхнаусских литературных кругов. Печатью изысканного стиля отмечено и основное его произведение — «Повесть о чудесах» (30—40-е годы) — описание любовных приключений принца Джан Алама.

Придумав сюжет, Сурур, как и Инша, во многом следует структуре народного дастана; есть еще одно внешнее качество, которое делает повесть более традиционной, — она написана ритмизованной прозой, в ней много изысканных оборотов, немало стихов классиков персидской литературы и литературы урду.

Если Инша отразил общеиндийский колорит, то суруровская локализация более конкретна: это особенно проявилось в обрисовке героев, реалий быта, пейзажа, общей атмосферы жизни Лакхнау и его окрестностей.

Книга Сурура, несмотря на выспренные языковые конструкции, наличие в ней сверхъестественного, явилась важнейшим этапом на пути сближения литературы с жизнью, она заложила в прозе урду основы для будущего реалистического письма.

Сурур сделал первую попытку использовать речевую характеристику для обрисовки героев и обстоятельств (усложнение лексики при перенесении действия в аристократический лакхнаусский двор и наоборот упрощение ее при описании низшей социальной сферы). Сурур нарушил плавное течение дастанного сказового повествования введением большого количества диалогов.

Это было новаторством, так как эпическая художественная культура на урду, как и вся мусульманская светская культура вообще, по сравнению с индусской, была более монологична (она не знала, например драмы, и поэтому, когда в XIX в. стали переводиться на урду санскритские пьесы, все диалоги заменялись авторским повествованием). Напомним, что индусские авторы в своих прозаических произведениях тяготели к драматургическим приемам.

В целом индийские дастаны следует отнести к ранним формам романного творчества. При всей своей «восточной» специфике дастаны, подвергавшиеся литературной обработке и зафиксированные письменно в XIX в., во многом соотносимы с европейскими формами средневекового романа — рыцарского, авантюрного, куртуазного и т. д., сочетая в себе порой черты этих жанров или же в отдельных своих разновидностях соответствуя какой-нибудь форме ранней европейской романистики.

Начало истории новой литературы на языке хинди фактически можно отнести к 70-м годам XIX в. Оно связано с творчеством Бхаратенду Харишчандры. Правда, еще в первой половине века Инша в предисловии к «Повести о рани Кетаки» говорил, что хотел «написать книгу, в которой не было бы слов из других языков, кроме хинди».

Он исходил из реальной сложной языковой ситуации, когда существовало несколько весьма близких между собой диалектов — брадж, авадхи, кхари-боли и др., из которых первые два вошли в литературу (в Средневековье на них сложилась обширная поэтическая традиция). Кхари-боли — разговорный язык обширного ареала Северной Индии — воспринимался индийскими мусульманами как «язык Индостана» (хундустани), «язык индусов» (хиндави, хиндуи, хинди).

В XIX в. по мере того, как кхари-боли начали использовать в литературно-художественных произведениях, за ним закрепилось название «хинди», а брадж и авадхи стали восприниматься как диалекты.

Ввод в литературное обращение кхари-боли хинди ознаменовался одновременно активным пополнением его лексики из санскрита. Таким образом, кхари-боли дал жизнь двум литературным языкам Индии — урду и хинди, первый из которых — это обогащенный арабско-персидской лексикой и закрепленный в арабском шрифте кхари-боли, а второй — тот же, но обильно санскритизованный кхари-боли (шрифт девангари).

В становлении хинди как литературного языка большую роль сыграл Форт Вильям колледж, в стенах которого были созданы первые обработки эпических сюжетов. Среди сотрудников колледжа известны имена Садасукхлала (1746—1824), Инди Аллахана (ум. в 1878) и Лаллуджи Лала (род. в 1763).

Первым произведением на хинди, оставившим заметный след в литературе, было «Прем Сагар» («Море любви», 1803) Лаллуджи Лала, в основу которого легла десятая книга «Бхагавата-пураны». Заслуга Лала в том, что он использовал один из самых популярных сюжетов — историю жизни Кришны, его детские и юношеские годы, его подвиги воина и политика — для создания прозаического произведения, показав тем самым художественные возможности живого разговорного языка.

Зарождение оригинальных произведений на маратхи относится к 1857 г., когда вышел роман Бабы Падманаджи (1831—1906) «Путешествие Ямуны». Индийцы XIX в., усвоившие просветительскую идею о противоречии социальной действительности и «естественной природы» человека, исходили из возможности и необходимости переустройства общества на разумных началах.

Эти проблемы писатели показывают на примере семьи, прежде всего печальной судьбы женщины. В романе «Путешествие Ямуны» повествуется о том, как молодая супружеская пара — Ямуна, выпускница миссионерской школы, втайне принявшая христианство, и ее муж Винаян путешествуют по Махараштре.

В результате несчастного случая Винаян погибает, и Ямуну ждет жалкая вдовья судьба (насильственный постриг, запрет носить украшения и праздничную одежду, затворничество и т. д.). Ямуна решается на смелый поступок — на побег и выходит вторично замуж за христианина. Автор описывает не одну вдовью судьбу, а несколько, так как ему важно показать, что этот обычай бытует не только в Трьямбаке, где жила Ямуна, но по всей Махараштре. Конкретны и место, и время.

Каждая из рассказанных историй могла бы стать темой целого романа. Желание исчерпать в рамках одного сюжета всю тему — характерная черта раннего романа в маратхской просветительской литературе, когда еще не были выработаны приемы романного сюжетосложения.

В принципах сюжетосложения «Путешествия Ямуны» можно усмотреть влияние санскритской «обрамленной повести» и ранней английской романистики. Время создания романа — период выработки норм языка маратхи. Язык романа прост, близок разговорной речи, но в нем в известной мере ощущается влияние английской фразеологии и грамматики.

Поэты Махараштры ограничивают круг своих интересов переводами и переложениями произведений санскритской и отчасти европейской литературы, редактированием произведений средневековых маратхских классиков. Многие известные поэты этого времени были и крупными учеными и просветителями. К их числу относятся К. Чиплункар (1824—1878), П. В. Годболе (1799—1894), П. Г. Паракхи (1844—1911), Г. С. Леле (1825—1898).

Вместе с тем многие из них (Чиплункар, Годболе, Леле) в своем поэтическом творчестве не отражали тех идей, которые они проповедовали со страниц периодических изданий. Поэзия оставалась еще в рамках изящного словесного искусства, развиваясь в русле рафинированной поэзии пандит-кавидхара (ученой поэзии). Правда, к этому времени относятся блестяще исполненные переводы санскритской литературы — «Мегхадуты» (Чиплункар), «Рагхуванши» (Леле), а также баллад В. Скотта, стихов Вордсворта и т. д.

Зарождение маратхской драмы относят к 1843 г., когда была поставлена пьеса Вишнудаса Бхаве (1819—1901) «Выбор жениха Ситы». Эта пьеса возродила традиции народной драмы и приемы классического театра. Пьеса представляла собой переложение знаменитого эпического сюжета.

Прозаический текст перемежался со стихотворным. И во всех последующих пьесах Бхаве (их было около 50) составлялся лишь текст песен и стихов, а диалоги импровизировали сами актеры. Важнейшими действующими лицами пьес были сутрадхар — ведущий, видушака — шут, нати — танцовщица. Ведущий вместе с хором и оркестром находился на сцене, он сопровождал представление пением и комментировал события на сцене.

После шумного успеха в Сангли (на юге Махараштры) у узкого круга высокопоставленных лиц Бхаве начал давать представления для широких масс. Огромный успех имели представления его труппы и в крупнейших городах Махараштры, что пробудило у интеллигенции интерес к народной драматургии, в русле которой творил Бхаве, закладывая на базе незамысловатых представлений (дашаватар, лалит, гондхалов и т. д.), основы современного профессионального театра и драмы.

Социально значимая проблематика и современная тема проявились прежде всего в бенгальской драме. В течение почти полувека после закрытия в Калькутте театра Лебедева не было создано ни одной бенгальской пьесы.

К середине века в Калькутте стали возникать любительские театральные труппы, которые ставили переводные или адаптированные пьесы санскритских и английских авторов («Шакунтала», «Малати и Мададхава», а также «Развлечение Бханумоти»), «Киртибилаш» — переработки «Венецианского купца» и «Гамлета»).

Существенные изменения произошли и в области бенгальской поэзии, особенно резко проявившиеся в 50-е годы. Первым значительным поэтом XIX в. был Ишшорчондро Гупто (1812—1859). Выходец из бедной семьи, лишенный возможности получить систематическое образование, Гупто тем не менее стал заметной фигурой бенгальского общества и оказал воздействие на современников как просветитель и патриот.

Он был публицистом, издателем популярных в Бенгалии журналов «Шомбад пробхакор» («Светило новостей») и «Пробхакор» («Солнце»). Крайне разнообразна тематика стихов Гупто — от описания праздников, кулинарного искусства бенгальцев до социальной сатиры и страстной патриотической лирики.

Свою сатиру Гупто направлял и против «ясновидящих провидцев» — схоластов и жрецов, слепо следовавших букве устаревших шастр для поддержания нелепых предрассудков («Лживый брахман», «Закон о вдовах», «Кулинизм»), и против преклоняющихся перед англичанами «космополитов» («Раболепство»), и против колонизаторов.

Доминирующий мотив в творчестве поэта — любовь к родине, наиболее ярко проявившаяся в таких стихах, как «Родина», «Родной язык», «Плантаторы индиго», «Судьба Индии». Стали крылатыми строки Гупто: «Даже собаки моей страны // Мне дороже, чем идолы чужеземцев».

Сатирическое дарование Гупто наиболее ярко раскрылось в стихотворении «Плантаторы индиго». Крестьяне жалуются королеве Виктории: «Нет ничего хуже, когда захватчики берут на себя роль защитников. // Так и ядовитая змея из милости, случается, заглатывает лягушку».

Народность поэзии Гупто проявилась прежде всего в патриотическом, гражданском духе его стихов, он первый среди бенгальских поэтов создал образ Родины-матери — источника поэзии.

В творчестве Гупто, как и других художников, отразился характер идейных тенденций того времени: перед писателями стояла задача помочь соотечественникам освободиться от феодальных социально-этических оков, утвердить права на земное счастье и свободу воли, отказаться от аскетизма средневековой религиозной морали, утвердить личностное начало в сознании людей.

Но в то же время просветительская идеология и мораль требовали ограничения индивидуальности, предписывали представление об идеале личности, подчинившей свои помыслы и чувства общественному долгу, долгу служения нации, родине.

В лучших произведениях передовых писателей человек, отключенный от жестокой и узкой кастово-корпоративной системы связей, включался в иную систему ценностных ориентации — он теперь оценивался не по касте, по сословному положению, а по гражданскому общественному статусу, т. е. по отношению к обществу, родине. Литература показывала, что человек, только обретя свободу, может вырваться из плена кастовых предрассудков и стать гражданином.

Большое значение для развития новоиндийских литератур имели английский язык и литература. Английская литература ввела индийцев в мир новых идей, познакомила их с иной формой поэзии, показала колоссальные возможности прозаических произведений.

Английский язык стал для индийцев главным средством общения с культурой и литературой народов Запада, он приобщил их, как это ни покажется парадоксальным, и к духовным ценностям мусульманского Востока: большинство переводов произведений арабо-персидской литературы было осуществлено с английского; более того, народы Индии знакомились с художественной культурой друг друга в английских переводах.

Английский язык, ставший средством общения между европейцами и индийцами и разными индийскими литературами, своеобразным языком интеллектуалов Индии, дал жизнь новому явлению — англоязычной индийской литературе.

Первым англоязычным поэтом Индии был Генри Дерозио. Он выступил в 1826 г. со сборником «Poems» — «Стихотворения». Поэзия Дерозио складывалась под явным воздействием европейской литературы, в ней легко угадываются образный строй, стилистические приемы и даже мотивы английской романтической лирики.

Но при всем подражательном характере его поэзия запечатлела мысли и чувства индийцев того времени, она пропитана любовью к Индии, чувством высокой гражданской ответственности человека.

В стихотворении, посвященном студентам Хинду колледжа, поэт говорит о той радости, которая охватывает его, когда он видит «созревание новой мысли», сулящей грядущую славу его родине. Гимном Индии можно назвать его стихотворение «Индии — моей родной стране».

Поэт сравнивает Индию с гордым орлом, крылья которого «скованы цепью», пишет об ее искусстве, потерявшем былую силу и красоту. В другом стихотворении он выражает свою веру в возрождение былой славы родины («Но спящее однажды может проснуться... // Арфа моей страны, дай я ударю по твоим струнам»).

На английском языке создавал свои стихи Кашипрасад Гхош (1809—1873), ровесник Дерозио, Ронголал Бондопадхай (1827—1887), ученик Гупто, и крупнейший поэт и драматург XIX в. Майкл Модхушудон Дотто (1824—1873). Гхош рано оставил творческую деятельность, уйдя в публицистику. Гупто и Дотто, пройдя через увлечение английским языком, вернулись в стихию родного языка. Подобная эволюция была типичной для творческой интеллигенции Индии того времени.

Ронголал Бондопадхай, усвоивший уроки патриотической лирики Гупто и свободолюбивой поэзии Байрона и Шелли, создавал свои произведения на материале национальной истории. Из четырех поэм Бондопадхая лучшей считается «Сказание о Падмини» (1858), где с наибольшей силой проявились и художественное мастерство, и патриотические чувства поэта.

В основу сюжета поэмы легло легендарно-историческое событие Средневековья — осада раджастанской крепости Читора делийским султаном Алауддином и подвиг супруги раджи — Падмавати, которая предпочла смерть неволе, взойдя во главе женщин Читора на костер.

Современники поэта легко расшифровали подтекст поэмы, проецируя мысли, выраженные автором на современную действительность. Многие строки поэмы зажили самостоятельной жизнью, став песнями, маршами участников освободительного движения конца XIX — начала XX в.