ЛитератураЛитература Древней РусиЛитература периода борьбы с монголо-татарскими завоевателями (вторая половина XIII – XV вв.) Традиции Киевской Руси в древнерусской литературе XIII—XIV вв.
В 1237—1240 гг. на ослабевшие от внешних и внутренних войн русские княжества обрушилось монголо-татарское нашествие. Уже первое столкновение русских с татарами заставило летописца в повести о битве на Калке (1223) припомнить из «Откровения» Мефодия Патарского предсказание, что к «скончанию времен» придут из пустыни неведомые народы и покорят все страны от Ефрата до Черного моря.
Развитие русской литературы было задержано и ослаблено. В летописных повестях об этом нашествии усилились религиозные мотивы: события понимались как «гнев божий» за «грехи». Но в Галицко-Волынской летописи взятие Киева изображалось в эпических тонах.
Монголо-татарское завоевание Руси получило наиболее полное осмысление в патриотических сочинениях владимирского епископа Серапиона (70-е годы XIII в.).
Серапион стремился перенести в Северо-Восточную Русь лучшие литературные традиции киевского ораторского искусства. Проповеди его, обращенные к народу, были лаконичны и образны, отличались своеобразной ритмической певучестью.
В самом начале монголо-татарского завоевания, немецкой и шведской агрессии в русской литературе возникает стремление пробудить патриотические чувства читателей. Этой теме посвящаются в Северо-Восточной Руси «Слово о погибели Русской земли» и «Житие Александра Невского».
С глубоким чувством автор «Слова о погибели...» славит отечество: «О, светло светлая и украсно украшена земля Руськая! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, реками [...] горами крутыми, холми высокыми, добровами чистыми». Земля эта когда-то была могущественной под единой властью Владимира Мономаха, которым половцы пугали детей «в колыбели», а византийский император Мануил будто бы «великие дары» посылал ему. Русь славилась «князьями грозными, бояры честными».
Но потом наступила «болезнь» христианам — видимо, усобицы князей и монголо-татарское иго. Идеи «Слова о погибели...», обращенные к прошлому Киевской Руси, перекликались с идеями «Слова о полку Игореве». «Слово о погибели...» типологически соотносится с некоторыми из античных и средневековых памятников, воспевавших в более или менее сходных обстоятельствах и близких образах свое отечество.
Таковы описания Италийского полуострова в «Естественной истории» Плиния Старшего (I в.), Галилеи — в греческом тексте и в древнерусском переводе «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия (I в.), Испании в «Испанской истории и великой общей истории» (XIII в.). В «Слове о погибели...» на общем фоне патриотической хвалы «Русской земле» выступают идеализированные исторические воспоминания и политические идеи.
Точно так же как «Слово о полку Игореве» опиралось на уходящий в прошлое, в эпоху феодальной раздробленности идеал единства княжеского рода и как бы провидело его грядущее возрождение, «Слове о погибели...» и близкие ему по теме памятники других литератур в периоды, когда отчизна страдала от внутренних раздоров и внешних войн, воспевали ее славу, могущество, а иногда и благоденствие.
Повесть о великом князе владимирском Александре Невском (ок. 1220—1263) сложилась как дружинно-воинское произведение под пером одного из придворных князя, но дошла она до нас в обработке в виде «Жития» святого. «Житие» прославляет Александра как полководца и воина, правителя и дипломата. Оно открывается «славой» герою, которая уподобляется славе всех всемирно известных героев древности.
Новгородский герой был одноименен Александру Македонскому, подобен «царю» Ахиллесу, а также библейским героям Самсону, Соломону, Давиду, римскому императору Веспасиану. Имя его прославилось повсюду от моря «Варяжского» (Балтийского) и даже до «великого Рима». Был «грозен глас его, яко труба звенящи, и бысть Александр [...] непобедим, яко един Акрита» (византийский герой «Девгениева деяния»).
«Житие» выделяет основные моменты биографии Александра, связывая их с победоносными битвами со шведами на Неве (1240) и немцами на Чудском озере (1242). Библейские реминисценции сочетаются здесь с русским историческим преданием, литературные традиции — с реальными наблюдениями над битвой: «восходящу солнцу, и ступишася обои.
И бысть сеча зла и труск от копий ломления и звук от сечения мечного, якоже и езеру померзъшю двигнуться; и не бе видети леду, покры бо ся кровию». Подчеркивается доблесть князя, который «самому королю [шведскому королевичу Леспе] возложи печать на лице острымь своимь копиемь».
Подвиги шести мужей, «храбрых и сильных» (Гаврилы Алексича, Збыслава Якуновича и др.) составляют взаимосвязанные эпизоды, имеющие характер пересказа эпической песни, сложившейся в княжеско-дружинной среде вскоре после битвы и, очевидно, по инициативе самого князя («сия вся слышахом, — пишет автор, — от господина своего Александра»).
Но перед этими фольклорно-богатырскими эпизодами развертывается картина традиционно-литературного «видения», когда в воздухе появляются святые Борис и Глеб, чтобы помочь Александру — «сроднику» своему.
«Житие...» восприняло лучшие «воинские» образцы оригинальных и переводных памятников Киевской Руси, продолжив также стилистические традиции галицкой литературы. Оно повлияло в дальнейшем на «Повесть о Довмонте Псковском», «Слово о житии и о преставлении князя Дмитрия Донского», летописную повесть «О Мамаевом побоище».
Хотя Киевское княжество еще до монголо-татарского нашествия вынуждено было уступить свое главенствующее положение Владимиро-Суздальскому княжеству, севернорусские писатели стремились опереться на богатое киевское литературное наследие. В этом отношении показательна история возникновения «Киево-Печерского патерика», первоначальная основа которого сложилась до монголо-татарского завоевания в результате сотрудничества писателей в южном и северном княжествах.
Это была литературная переписка (20-х годов XIII в.) между владимирским епископом Симоном и киево-печерским монахом Поликарпом, а также между Поликарпом и киево-печерским игуменом Акиндином. «Киево-Печерский патерик» как целостный памятник был составлен уже в условиях монголо-татарского ига.
Упрекая Поликарпа в «санолюбии» и стремлении к церковной карьере, Симон приводил в назидание ему рассказы о «черноризцах печерских», которые Поликарп пополнил другими аналогичными рассказами.
В этих новеллах сочетались агиографические описания аскетических монашеских подвигов с живыми картинами монастырского быта. Излюбленной темой было изображение борьбы иноков с бесами как с реальными существами.
Инок Федор, одолев бесов, заставил их смолоть зерно, а в другой раз — вместо возчиков перенести бревна для постройки церкви с берега Днепра на гору. Возчики бревен пожаловались судье на это, он взял с них «мзду» и велел иноку заплатить им, насмехаясь: «Да помогут ти беси платити, иже тебе служат».
Источниками «Киево-Печерского патерика» служили жития основателей монастыря Антония и Феодосия, «Печерская летопись» и устные легенды, а также сюжеты переводных византийских патериков («Синайского», «Иерусалимского»).
Идеалы «Киево-Печерского патерика», так же как идеалы «Слова о полку Игореве» и «Слова о погибели Русской земли», были почерпнуты из давних традиций единой и сильной Киевской Руси.
В первые годы монголо-татарского ига патерик рассказывал современникам о древних преданиях общерусского религиозного центра, о временах независимости Руси. А. С. Пушкина восхищала «прелесть простоты и вымысла» «Киево-Печерского патерика».
Литература севернорусских княжеств еще перед нашествием становится носительницей новых политических идей. Традиционные представления о единстве монархического государства во главе с Киевом, которые основывались на идеалах единства княжеского рода и подчинения его князю старейшему, начали сменяться представлениями о возможности преодоления внутрифеодальной борьбы и нового объединения государства под властью князя сильнейшего.
«Слово о полку Игореве» и «Слово о погибели Русской земли» с их столь конструктивной мечтой о возрождении могучего Киева и гиперболическими представлениями о силе и славе отдельных князей, Владимиро-Суздальская и Галицко-Волынская летописи с их патетической оценкой своих монархов — «самовластца» (Андрея Боголюбского) и «самодержца» (Романа Галицкого), «Житие Александра Невского» с его возвышенно-идеализированным образом героя-святого и полководца — все эти памятники подводили общественную мысль к новой оценке значения самодержавной власти вообще как в свете интересов той феодальной среды, для которой эта власть была наиболее необходимой, так и в свете чаяний общенародных.
 |
 |
Приблизительно с середины XIV в. начинается подъем русской культуры, постепенно оправляющейся от «томления и муки&...
|
 |
|
Во всех странах, поддерживавших между собою тесное культурное общение, — в Византии, на Руси, в Сербии и в Болгари...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
