Иллюстрации к перечисленным ступеням градации обнаруживаются, например, в творчестве Мандельштама. Обращение за примерами к наследию одного автора целесообразно постольку, поскольку при сопоставлении подборок различных поэтов всегда имейся опасность смешения индивидуальных и типологических различий.
Стихотворение «Стансы» (1935) внешне напоминает цикл: строфы различной длины (4, 5 и 6 строк) пронумерованы римскими цифрами, как составные части «Армении» (1930); начало V строфы нарушает правило альтернанса, как если бы она была самостоятельным стихотворением, и т.д.
Стансами в обыкновенном значении этого термина «Стансы» не являются. Однако перед нами все же единое целое, наименование которого отсылает читателя к прецеденту лирического приятия неблагоприятных политических обстоятельств — к общеизвестным «Стансам» Пушкина («В надежде славы и добра...»). В ходе развития этой поэтической мысли ни одна из строф не обретает автономии, достаточной для ее идентификации в качестве отдельного стихотворения.
«Отрывки уничтоженных стихов» (1931), исходя из названия, считаются циклом. Однако отрывочность (намеренная) составных частей этого произведения столь велика, что не позволяет воспринимать их как законченные тексты. «Зияния» между ними равноценны содержательно значимым паузам внутри единого стихотворения, тогда как компоненты микроциклов монтажного типа при всей тесноте их взаимосвязанности представляют собой уже конструктивно законченные тексты.
Классическим циклом интегративного типа в творческом наследии Мандельштама можно признать цикл «Армения». Эти 12 стихотворений самостоятельны по форме (ритмически однородны только два начальных текста) и самодостаточны по смыслу.
В то же время, пронизанные множеством общих мотивов, они спаяны в разноголосое единство схождения, взаимотяготения, где один текст поясняется, восполняется, поддерживается другим.
Так, осъмигранные соты из четвертого стихотворения (пчелиные соты, как известно, бывают только шестигранными) понятны лишь благодаря первому стихотворению, где говорится об осьмигранных мужицких церквах. А близорукость армянского неба из одиннадцатого стихотворения расшифровывается в двенадцатом:
при виде этой яркой лазури скорей глаза сощурь, / Как близорукий шах над перстнем бирюзовым. Якорные пни из седьмого стихотворения знаменательно перекликаются с удаленностью горной страны от моря (Вдали якорей и трезубцев) из второго текста и т.д.
Словосочетание бычачьих церквей из начальной строфы первого стихотворения обретает смысл только благодаря автоэпиграфу к циклу в целом:
Как бык шестикрылый и грозный,
Здесь людям является труд,
И, кровью набухнув венозной,
Предзимние розы цветут.
Это четверостишие, как свидетельствует И.М.Семенко, выделилось в ходе работы над «зародышевым» произведением цикла.
Оказавшись последней строфой первоначального текста, оно заключило в себе настолько емкий авторский образ Армении, что
было вынесено на привилегированное место в цикле. В итоге весь поэтический ансамбль предстал как последовательное развертывание этого первообраза и проецирование его на собственную жизнь лирического субъекта.
Первые два стихотворения «Армении», написанные трехстопным амфибрахием, легко можно объединить в одно. Отмежевание второго текста от первого, мотивированное мысленным перенесением за гору, задает интенцию множественности, тогда как непосредственное продолжение первого вторым задает интенцию единства. Для интегративного цикла уравновешенность этих интенций обязательна.
Она явственно обнаруживается в третьем тексте. При совершенно новом тематическом повороте к собственной бестолковой жизни лирического «я», при новом и неожиданном ритмическом рисунке, при новой строфике, имитирующей восточные бейты, это стихотворение воспроизводит целый ряд мотивов, завязавшихся в двух предыдущих.
Таковы, в частности, мотивы дистанцированности от Армении из первого стихотворения и потрясенной встречи с нею из второго; хриплая охра из первого и лев с цветным пеналом из второго; мотив не пролитой крови (развитие не волнуемой крови из второго); соединение зверушек-детей и картинки (из первого) в детский рисунок льва, а также окказиональная оппозиция замороженного винограда — москательному пожару.
Ярко явленное в третьем стихотворении элегическое сопряжение личного и преходящего с природно-народным и вечным становится ключом ко всему циклу, составленному столь плотно, что еще полудюжине поэтических текстов армянской тематики, написанных тогда же в Тифлисе, так и не находится в нем места.
Все эти стихи тоже можно было бы рассмотреть вместе с разделами «Армении» в качестве цикла, но уже только суммативного.
Следует указать два основных пути возникновения лирического цикла. Для одного из них творческая история «Армении» весьма показательна. По наблюдению И.М.Семенко, «главные темы цикла уже содержатся в перестроенном затем стихотворении, предшествовавшем его созданию и ставшем для него основой ("Ломается мел и крошится...")». В окончательном варианте этот сильно видоизмененный текст «содержит пять строф. Остальные строфы и их варианты послужили для самостоятельных стихотворений все увеличивающегося цикла».
Здесь отдельные компоненты ансамбля не утрачивали свою идентичность в рамках организованного автором контекста понимания, а напротив, строфы возникающего, становящегося целого приобретали самостоятельную идентичность. В рамках цикла сохранились, однако, лишь такие тексты, самодостаточность которых не взрывала это целое изнутри. Некоторые стихотворения в процессе нарастания их самоидентичности ушли слишком далеко и оказались за пределами цикла.
Иной путь возникновения циклического ансамбля явлен Мандельштамом в «Переводах из Франческо Петрарки». Хотя здесь автору удалось в отличие от большинства профессиональных переводчиков с итальянского создать виртуозные образцы русского силлабического стиха, соответствующего ритмическому строю оригинала, эти переложения являются не столько переводами, сколько вариациями на задаваемую эпиграфом поэтическую тему.
При этом стихотворения, выхваченные из двух различных серий сонетов (первое, второе и четвертое — из книги стихов «На смерть мадонны Лауры», а третье —из книги «На жизнь мадонны Лауры»), Мандельштам располагает в строго выверенном порядке, напоминающем музыкальную композицию: анданте —аллегро — скерцо —кода. Здесь избранные для творческого «пересказа» сонеты благодаря сквозным повторам, а также вследствие композиционной их интегрированности в значительной степени утрачивают ту самоидентичность, какой они обладали бы в сериях.
Примером суммативного цикла у Мандельштама следует признать «Восьмистишия». Простая серийность повторяющейся строфической формы здесь осложнена нехронологической последовательностью текстов. В их расположении обнаруживается пунктирная нарративизация дуговой растяжки поэтической мысли: преодолев затверженность природы, — я выхожу из пространства, — дабы прочесть учебник бесконечности.
Серийным (но не жанрово-тематическим, а упорядоченно хронологическим) ансамблем текстов явилась первая книга стихов Мандельштама «Камень». Придавая весьма существенное значение ее составу, поэт неоднократно менял его при переизданиях, что равным образом свидетельствует как о неслучайности организуемого автором контекста, так и о высокой мере самостоятельности составляющих его стихотворений.
Наконец, книгу «Стихотворения» 1928 г., раздел которой составил и «Камень», можно рассматривать в качестве авторской инсталляции поэтом своего творчества.
Тюпа В.И. — Анализ художественного текста — М., 2009 г.
Особое место в поэтическом наследии Мандельштама занимают лирические монтажные композ...
|
Классическим примером прозаического цикла может служить Чеховская композиция из трех ...
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
Пожалуйста, если Вы нашли ошибку или опечатку на сайте, сообщите нам, и мы ее исправим. Давайте вместе сделаем сайт лучше и качественнее!
|