ЛитератураАнализ текста произведенияАнализ поэтического текстаСтиховедческий анализ. Стихотворения Маяковского
В. В. Маяковский. Из первого вступления в поэму «Во весь голос».
Вчитаемся в эти ритмически безукоризненные вольные ямбы — в чистую силлаботонику Маяковского.
Я к вам приду
в коммунистическое далеко
не так,
как песенно-есененный провитязь.
Мой стих дойдет
через хребты веков
и через головы
поэтов и правительств.
Мой стих дойдет,
но он дойдет не так,
не как стрела в
амурно-лировой охоте,
не как доходит
к нумизмату стершийся пятак и не как свет умерших звезд доходит.
Мой стих
трудом
громаду лет прорвет
и явится
весомо,
грубо,
зримо,
как в наши дни
вошел водопровод,
сработанный
еще рабами Рима.
И так далее вплоть до заключительных строк:
...я подыму,
как большевистский партбилет, все сто томов
моих
партийных книжек.
Не странно ли: Маяковский в ряду мастеров силлаботонического стиха! Не признававший ямбов и хореев, даже, по его словам, не знавший, что это такое (некоторое преувеличение: худо-бедно «мог отличить» одно от другого), — и вдруг... И всё же удивляться не надо. У него есть чисто ямбические («Рассказ о Кузнецкстрое...») и почти целиком ямбические («Необычайное приключение...») стихотворения, чисто хореические («Птичка божия») и почти целиком хореические («Сергею Есенину», «Юбилейное»),
Силлаботоника, которая притворяется тоникой, так называемым стихом Маяковского, с помощью знаменитой «лесенки», а главное, воспринимается так под гипнозом общего представления об этом поэте как о новаторе, решительно отвергавшем традиционные формы. Отвергал, да. Но пользовался ими гораздо охотнее, чем об этом принято думать.
Лесенка появляется в его стихах начиная с 1923 г. Он и до этого предпочитал дробить строку на двух-, трех- и более- строчия, но располагал их не в виде ступеней, а в равнении на левый край:
Но вот строка стала выглядеть иначе:
словно поэт спускается вниз по лестнице, и мы видим его в профиль. Он считал, что и традиционные ритмы удобнее передавать, прибегая к таким графическим формам. Иначе пушкинское «Царевич я. Довольно! Стыдно мне» рискует быть прочитано вопиюще-пошло: «...довольно стыдно мне». Чтобы такого не произошло, эти слова следовало бы записать не в одну, а в три линии:
Царевич я.
Довольно!
Стыдно мне...
В самом деле: тот же пятистопный ямб, а вот ведь нам не станет «довольно стыдно» за неумелого чтеца: лесенка гарантирует от интонационной ошибки. Тем более естественно, что и свои собственные ямбы и хореи Маяковский записывал соответствующим образом.
Преимущество новообретенной формы перед той, которая принята в ранних его стихах, очевидно: легко заметны рифмующиеся слова, выдвинутые на правый край лестницеобразных строк (в стихах до 1923 г. с рифмами в этом отношении разобраться подчас сложнее).
Ритмика поэмы «Во весь голос» способна удивить. Поначалу — с первого стиха — ясно, что это настоящая тоника, чуждая классическим стихотворным размерам. «Уважаемые...» — обращается автор к «товарищам потомкам».
Допустим, нам пока не известно, кого уважает автор. Но можно думать, что людей, и ожидать хореического продолжения: «Уважаемые люди» (с пиррихиями в первой и третьей стопах). Не исключено и другое: «Уважаемые господа» — анапест (с пропуском метрического ударения во второй стопе). Итак, либо хорей, либо анапест, третьего не дано, если это силлаботоника.
Но нет, это не силлаботоника, и получаем взамен «Уважаемые товарищи потомки» — не хорей, не анапест, а нечто совсем другое, не из области классических размеров. Дальнейшие строки могут и совпадать с размерами силлаботоники; например, «Роясь в сегодняшнем окаменевшем говне» — чем же это не дактиль (с допустимым пропуском метрического ударения в третьей стопе?)
Или: «и ярый враг воды сырой» — ямб. Это уже область случайного. Напиши Маяковский вместо «в сегодняшнем» — «в нынешнем» или вместо «воды сырой» — «водицы сырой» (в первом случае безударный слог потерян, во втором — наращивается) — мы бы не споткнулись, читая и при этом сознавая, что тоника вольна чуть ли не как угодно варьировать порядки-беспорядки акцентных выпадов.
Порою кажется, что автор вот-вот перейдет к классическим ритмам: амфибрахий («Неважная честь, чтобы из этаких роз»)? Хорей («Слушайте, товарищи потомки...»)? Но ожидание не оправдалось. Начиная с конца — ямб без единого ритмического сбоя, от четырех до семи стоп в стихе, с мужскими, женскими и дактилическими рифмами.
Опыт Маяковского (конечно, не только его; но его — в особой и высочайшей мере) приоткрывает интересную особенность русской стихотворной ритмики.
Трехсложная и двусложная стопы могут быть противопоставлены по признаку «щедрости» — «скупости» в том смысле, что трехсложная не боится потерять один безударный слог (все-таки один останется, и вышеприведенный амфибрахий «Неважная честь...» не пострадает, если в нем трехсложное «этаких» заменить двусложным «этих»), С ямбами — иначе.
Например: «Пускай за гениями безутешною вдовой...» Здесь невозможно «гениями» заменить на «гением»: пропал бы один слабый слог — и стих сломался бы, резко выпав из ямбического контекста.
Столь же и по той же причине немыслимо вместо «безутешною» написать «безутешной». Маяковский умел грубить, но не настолько же. Ср.: «ушку девическому в завиточках волоска» — те же самые акценты и словоразделы, что и в предыдущем примере; и так же «девическому» нельзя предпочесть форму «девическу» (слогом меньше), допустимо скопление пяти подряд безударных слогов, оправдываемое ямбическим метром, а четырех подряд — недопустимо как чреватое отклонением от этого метра.
Неужели автору, назвавшему себя «ассенизатор и водовоз», важны такие мелочи и тонкости, требующие не грязной, а подлинно ювелирной работы? Разумеется. Он так и сказал о себе в поэме «Флейта-позвоночник»: «...метался и крики в строчки выгранивал, уже наполовину сумасшедший ювелир». Весь парадокс в том, что, став ассенизатором и водовозом революции, он остался изощреннейшим умельцем-ювелиром.
Наш поэт-ювелир — непревзойденный мастер виртуозной рифмы. Давно замечена его особая изобретательность в этом отношении.
Его созвучия неожиданны, глубоки. Сам он утверждал, что не пользуется рифмами, апробированными до него другими стихотворцами, а придумывает свои, небывалые. Это, конечно, преувеличение, хотя и не очень сильное.
Есть у него и самые обыкновенные, нисколько не удивительные рифмы: рот — вот, лето — это, человечества — отечества (у Полежаева, никогда не претендовавшего на чрезвычайную нестандартность рифмовки, интереснее: с младенчества — отечества — здесь сходство по признаку глухости-звонкости опорных согласных д — т, игривое присутствие «н» в одном зарифмованном слове и отсутствие в другом). Однако из-за подобной нечастой обыденности не меркнет фейерверк рифм-раритетов.
Общедоступное созвучие «ребенок — жеребенок» в исполнении Маяковского оказывается глубокой оригинальной рифмой: «рыжий ребенок — жеребенок» (здесь эпитет «рыжий» нельзя было бы заменить, допустим, на «пегий»: пропало бы созвучие двух «ж»).
Назвав себя ювелиром, поэт срифмовал это слово с «любить увели». Рифма (усеченная) увели — ювели/р/ великолепна сама по себе. Но мало этого. Тут важно и то, что глагольная приставка «у» поставлена в постпозиции по отношению к инфинитивному -ть: ... ть у... — почти «тю». Гласный заднего ряда /«у»/ продвинулся вперед, как и в слове «ювелир» /йувелир/, и совпадение звуков, образующих рифму, полное. Такого не случилось бы, если бы на месте «любить увели» оказалось, например, «навек увели» — с твердым «к» в препозиции к «у». Неужели автор просчитал и учел все эти тончайшие нюансы? Или «просто» сработала гениальная интуиция? Или, что наименее вероятно, все это прихотливая игра случая?
Между тем последний из приведенных примеров — «...ть увели — ювелир» побуждает мысленно вернуться к уже имеющей некоторую традицию филологической проблеме: фонетика (звуки) или же фонология (фонемы) рифмы должна стать предметом нашего преимущественного внимания.
Иными словами: звуки или фонемы рифмуются? Перед Маяковским, громоздившим «за звуком звук» («Приказ по армии искусства») и едва ли имевшим представление о фонемах, такой вопрос, видимо, не стоял.
«Во весь голос» являет богатую коллекцию уникальных концевых созвучий. Не так уж важно, что там изначальная рифма «потомки — потёмки» была употреблена еще Пушкиным («в потемках — потомках» в его шутливом четверостишии — с обыгрыванием при этом фамилии Потемкиной). Маяковский, не зная, возможно, этих пушкинских строк, и «своим умом» мог придумывать подобное и кое-что похлеще. Дальше — больше.
Полезно задуматься над тем, чем примечательны рифмы «...м говне — обо мне», «вопросов рой — сырой», «велосипед — и о себе», «водовоз — садоводств», вслушиваясь в звуки и вглядываясь в буквы. По поводу каждой из них и многих других есть что сказать. Удивление возрастает, когда доберемся до следующего рифморяда: «поплавки — слов таких — блокада — ловки — плевки — плаката».
Четвертная мужская рифма на «...ки» в этом шестистишии поддержана предударными созвучиями «... лав...», «...лов...», «...лов...», «...лев...»; сверх того: в «поплавках» и «плевках» перед «лав» и «лев» совпадает еще и звук «п» (плав — плев). Женская рифма не менее хитроумна.
Она станет полностью омонимичной, если эти слова произнести шепотом: в «блокаде» оглушаются звонкие «б» и «д» — получается «плаката — плаката». Казалось бы, «агитатора, горлана-главаря» (аллитерация: г-р-г-р-л-г-л-р) не должны так уж увлекать затейливые языковые фокусы. Однако увлекали!
Имеются примеры столь же своеобразной рифмовки в рассматриваемом тексте. «Вдовой — рядовой» не просто рифма на «-ой» вроде «вдовой — герой», но глубокое созвучие слов с общим «...довой». «Марше — наши» — картавая рифма (сам Маяковский однажды назвал ямб картавым): тот, кто «букву эр не произносит», воспроизвел бы ее вслух безукоризненно «марше — наши»; и, что удачно, корреспондируют опорные согласные «м» и «н», сходные в своей сонорности и носовой артикуляции. «Многопудье — люди — будет»: в этой троице зарифмованных слов первое — неологизм Маяковского.
Строка, которую он венчает, обрела широкую известность и стала чуть ли не пословицей (из случайно услышанного разговора на тему о бронзовых изделиях — реплика: «Подумаешь! Мне наплевать на бронзы многопудье»).
Между тем (хотя Маяковский давно признан великим поэтом) это слово не попало в самые авторитетные словари русского языка, в которых вообще нет ни одного слова на «-удье», согласно данным Обратного словаря.
Зато есть — в рифму — «многолюдье» с корнем «люд», и Маяковский употребил этот корень: «ведь мы свои же люди». И, наконец, «будет»: люди — будет (ср. ряд созвучий у Лермонтова в «Демоне»: «Люди, труд, пройдут, суд, осудит, тут, будет»). О следующей же рифме — «слизь — социализм» — нужно сказать особо.
У нее сложная семантика. Маяковского многие не хотели признать настоящим поэтом, ибо он пишет про капитализм и социализм, а не про соловья и цветочки. Неизящно! «Капитализм неизящное слово, куда изящнее звучит соловей», — иронизировал поэт (ненавидящий изящество как пошлость). Да, но ведь и социализм — тоже неизящно, не соловей и не роза.
Да еще рифмуется со «слизью» (еще Чернышевский в диссертации по эстетике заметил, что лягушка покрыта омерзительной слизью). Между прочим, рифма «слизь — капитализм» была бы намного беднее, чем «слизь — социализм»: у капитализма, чтобы созвучаться со слизью, не хватает свистящих компонентов в начале слова; социализм — другое дело: «слизь — с-ц-лизм» — это впечатляет.
Итак, «мраморная слизь». Мало того, что прожилки на полированной поверхности мрамора кажутся пятнами неэстетичной слизи, — еще на нее «мне наплевать!», «мне наплевать!» (настойчивая анафора); из слизистой оболочки гигантского рта, каковым обладал наш ассенизатор-ювелир, энергично извергается, выхаркивается («выхаркнула давку на площадь» — «Облако в штанах») слизь-слюна, в перемешку с соплями, еще больше поганя сопливый мрамор.
Поэт словно бы плюёт-сморкается, оскверняя свой собственный мраморный памятник. Эффектно: то вылизывает «чахоточны плевки», то сам лихо плюется, и все это под аккомпанемент своих поразительных рифм.
...Сложился миф: до Октябрьской революции Маяковский гений, автор шедевров, а в советское время заполитизировался, обольшевичился, сочиняя свои «левые марши» и возвеличивая Ленина, тем погубил свой поэтический талант, что (наряду с другими факторами) привело его к самоубийству. Это неправда. «Точку пули в своем конце» он еще до революции решил поставить и этому решению и после нее остался верен.
Стихотворческое же мастерство, как можно было убедиться, осталось при нем. И еще. Маяковского порой корят за «сделанность», искусственность его стихов. Не из души вылились (в отличие, например, от есенинских), а придуманы, сконструированы. «Сделанность»? Автор брошюры «Как делать стихи» не ощутил бы это как упрек. Всякая литература, всякая поэзия — «сделана» (либо лучше, либо хуже), и великой драгоценностью явился вклад Маяковского в историю русского стиха.
Введение в литературоведение (Н.Л. Вершинина, Е.В. Волкова, А.А. Илюшин и др.) / Под ред. Л.М. Крупчанова. — М, 2005 г.
 |
 |
Мы попытаемся выделить некоторые проблемы, неизбежно возникающие при изучении драмати...
|
 |
|
Драма, несомненно, во многих отношениях проигрывает в сопоставлении с эпическим родом литературы. Она лишена возможносте...
|
 |
|
21.11.2024
Исполняется 330 лет со дня рождения великого французского мыслителя, писателя и публи ...
|
 |
|
26.11.2024
Информация – одна из главных составляющих жизни человека. 26 ноября «День информации» ...
|
